Волшебные узоры (Динозавр) - [16]

— Почему с ним обращаются, как с преступником?! — взвился Афоня.

«Нам повезло. На сей раз чудо как повезло! — думала Кибрит. — А ребятам, конечно, не сладко».

Она ответила с сожалением:

— Для этого есть основания.

— Неправда! Вы даже не пытаетесь разобраться! Мы же ехали только спросить!

— Пожалуйста, спрашивайте, — предложил Пал Палыч, уже писавший постановление на обыск.

— Сергей Филиппович, понимаете, надо найти человека, которому стало известно про экспертизы. Мы на днях говорили — помните? — вы заинтересова…

В отчаянной надежде Афоня прижимал кулаки к костлявой мальчишеской груди. Сергей Филиппович открестился, не дослушав:

— Бог с тобой, Афоня, разве я упомню, кому мог рассказать!

— Но это очень важно!

— Теперь уже нет, — Знаменский кончил писать. — Вынужден произвести у вас обыск.

— Не имеете права без санкции прокурора!

— В случае экстренной необходимости имею. Распишитесь.

— Нет.

— Как угодно. Никишины побудут здесь, не возражаете?

— Категорически возражаю! Судя по всему, на меня повалятся идиотские обвинения. Не хочу, чтобы ребята их слушали. Они меня любят, будут зря переживать. Требую, чтобы их отпустили!

— Саша.

Томин понял, отправился добывать понятых.

Протестует. Еще бы. При них ему труднее врать. А соврет, так по ребятам удастся засечь. Пускай побудут для пользы следствия. И пускай все узнают из первых рук — для собственной пользы.

— Никишиных мы не держим. Но они вроде сами хотят разобраться, что к чему.

— Но я не хочу!

Афоня вцепился в угол стола.

— Никуда мы не пойдем, пока все не уладится. Верно, Игнат?

Старший с трудом разомкнул зубы:

— Мы останемся с вами, Сергей Филиппович.

Тот молчал, что-то обдумывая и решая. После первых секунд растерянности в передней он сделался обманчиво спокоен. Только рот непрестанно кривился, искажая звучание слов.

— Что ж… попробуйте остаться со мной, — проговорил он наконец, разумея нечто большее, чем простое их присутствие. — Но тогда давайте без слюней! Ясно? Без слюней!

Афоня закивал с готовностью. Кибрит покосилась на старшего: как он? Этот понял, что худшее впереди, совсем потемнел. Сейчас оба ненавидят ее, Пал Палыча, Шурика. Да, мы их немножко обманули, а что поделаешь?

— Сядьте, — сказала она. — Разговор будет долгий.

Братья сели на диван, Пал Палыч заполнял «шапку» протокола допроса.

— Назовите себя.

— Михеев. Все остальное так же.

Пал Палыч выписал паспортные данные. Вот он — «не травоядный». Идеал интересного человека для Афони. Крутой мужик. Владеет собой. Похоже, с уголовным прошлым. Очень незаурядное лицо, волевое и… вертится словечко… ага, сардоническое. Несколько старомодно, но соответствует.

— С какой целью подделан паспорт?

— Простите, ваше имя-отчество?

Переводим беседу на доверительные рельсы? Пожалуйста.

— Павел Павлович.

— Так вот, Павел Павлович, все по-житейски просто. Был я, грешным делом, судим. Отсидел, вышел, решил начать новую жизнь. Не хотелось, знаете, чтобы кто-то косился, поминал прежнее. Зачем мне хвосты на старости лет?

— На какие средства существуете?

— Наследство получил, и довольно порядочное. От сестры. Пока хватает.

— Чья сестра — Михеева или Митяева?

— Моя, Михеева.

— Стало быть, паспорт подделан после получения наследства. Или есть еще один?

— Другого нет.

Вернулся Томин с понятыми, провел их в запроходную комнату, сделал Михееву приглашающий жест. Тот отрицательно качнул головой. Отказывается участвовать. Внесем в протокол.

— Приступайте, — сказал Пал Палыч, радуясь, что Зина с ними: на обыске она клад. Тем более когда неведомо, что искать, и хозяйские вещи перемешаны с вещами жильца. То, что квартиру он снимает, стало известно на лестнице от Никишиных.

— За что судились?

Очень нехотя Михеев выдавил:

— Теперешняя восемьдесят седьмая.

Восемьдесят седьмая?! Вон что! Быстро-быстро начали сцепляться звенышки, замыкаться контакты. Пал Палыч встретился взглядом с Томиным, вошедшим взять михеевский пиджак. Томин слышал и тоже оценил. И оба, как по команде, посмотрели на Игната. Тот не был удивлен — пожалуй, знал про судимость. Но что за восемьдесят седьмая и как она может касаться лично его — этого нет, не знал.

— По делу проходили один?

— Один.

— И давно освободились?

— Полгода.

— Та-ак. Значит, по восемьдесят седьмой статье… Какой был срок?

— Пятнадцать и три ссылки.

Афоня приподнялся на диване, вероятно, огорошенный сроком, Игнат рывком посадил его обратно.

— Фотоувеличитель вносить в протокол? — громко спросил Томин.

Само собой, в протокол он внесет. Просто подкидывал Знаменскому фактик — в связи со статьей.

— Фотоувеличитель хозяйский, — быстро сказал Михеев.

— Недавно им пользовались, — возразила соседняя комната голосом Зины.

— Вот видите, Михеев. Вы упустили хороший случай помолчать. С Серовым отбывали срок вместе?

Михеев не поддался на мелкую «покупку»:

— А кто он такой? Понятия не имею.

— Запишу, хотя не верю. Никишиных давно знаете?

— С детства. Ихнего, естественно. Еще родителей знал. Освободился, чувствую — одиноко как-то. Разыскал, подружились.

— Подружились? — усомнился Пал Палыч.

— Почему нет?

— Что же вас могло связывать? А, Игнат?

Игнат сощурился.

— К вашему сведению, Сергей Филиппович большой знаток живописи. Он мне давал немало советов.