Волшебные миры Хаяо Миядзаки - [102]

Миядзаки частично использовал для создания персонажа историческую личность Хорикоси, потому что еще подростком прочел его автобиографию и рассказ Хорикоси о создании «Дзеро» произвел на него огромное впечатление. В фильме не показывают использование «Дзеро» в качестве военного самолета, так как его сюжет заканчивается в 1937 году, как раз перед тем, как эти самолеты впервые приняли участие во вторжении в Китай. История ограничивается блестящей, но неимоверно трудной работой, почти сверхчеловеческими усилиями, которые потребовались для создания «Дзеро», и фильм воздает хвалу скрупулезным инженерам, их неустанному труду, надеждам и мечтам.

В то же время это и дань уважения труду, вложенному в сам фильм, и своеобразное подведение итогов того, чем был для Миядзаки анимационный процесс в течение пятидесяти лет. И Дзиро в этой истории лишь дублер художника. Дзиро, по мнению режиссера, «в некотором роде трагическая фигура», он «отдает всего себя», а его желание «сотворить нечто прекрасное» вторит взгляду художника на свою работу. Когда Сибуя утверждает, что Дзиро и есть сам Миядзаки, режиссер ему возражает: «Я создал Дзиро таким, каким хотел», – но очевидно, что труд Дзиро, изображенный в фильме, – отражение пожизненной приверженности работе самого Миядзаки[312]. Таким образом, фильм «Ветер крепчает» служит искуплением сверхчеловеческих жертв, на которые шел сам режиссер ради работы, или своеобразное извинение (или объяснение) перед семьей и коллегами за те жертвы, на которые пришлось пойти им. На премьере фильма Миядзаки впервые за свою карьеру публично заплакал.

Однако в глазах некоторых зрителей, как в Японии, так и за рубежом, восхваление самолета «Дзеро» придало фильму политическое уродство. По их мнению, картина вызывает болезненные споры, связанные с ролью «Дзеро» в истории и уклонением Японии от военной ответственности. Наиболее резкие высказывания критиков предполагают, что фильм и его режиссер напрямую отрицают один из самых темных периодов в истории Японии двадцатого века, долгую подводку к войне, которая закончится не только разрушением Японии, но и опустошением земель, пострадавших от японского милитаризма, – Кореи, Китая и Юго-Восточной Азии. По их мнению, картина «Ветер крепчает» обеляет войну и умаляет ответственность, а также игнорирует империалистическую агрессию Японии и сотни тысяч смертей, к которым она привела, при этом подчеркивая техническое превосходство «Дзеро». В самом деле, единственная смерть в фильме – романтическая, когда красивая молодая жена Дзиро умирает от туберкулеза.

Миядзаки признался, что даже его сотрудники и члены семьи сомневались в том, стоит ли ему снимать этот фильм, а возможно, сомневался и он сам. В интервью Сибуе он упоминает, как вставлял и снова исключал определенную сцену из «трусости». Но Миядзаки не трус. Он явно хотел создать провокационный фильм, чтобы его сложные темы, которые соотечественники десятилетиями пытались замять, вызвали бурные обсуждения. В обличительной речи против «глупости» своих соотечественников он заявил: «Японцы всегда сидят сложа руки и тем самым выбирают войну… и то же самое повторяется снова», – предположительно он ссылался на попытку японского правительства изменить конституцию, чтобы разрешить военную агрессию[313].

Провокация в фильме удалась и вызвала бурю критических мнений, доказывающую, что семидесятидвухлетний режиссер по-прежнему способен привлечь внимание общественности. Для некоторых критиков проблемой стала красота фильма сама по себе. По мнению режиссера Кэнта Фукасаку, в желании Дзиро «сотворить нечто прекрасное» режиссер использует слово «прекрасное» как бесплатный пропуск: Дзиро избегает ответственности за то, что прекрасно спроектированный им технологический объект использовался для разрушения, а Миядзаки, в свою очередь, отрицает ответственность за то, что в фильме можно увидеть прославление войны. Возмущение было настолько резким как раз потому, что японская аудитория многие годы полагалась на Миядзаки как сторонника либеральных идей. Как говорит Фукасаку: «Мы живем в непростые времена… Поэтому мы хотели, чтобы [анимация Миядзаки] по-прежнему громко и энергично критиковала современное общество»[314].

Еще более экспрессивной была реакция критика Минохико Онодзавы, который однозначно сравнивает стремление Миядзаки к красоте с идеологией фашизма.

В страстном эссе он исследует, как Миядзаки использовал идеологию прекрасного в качестве «абстрактной концепции, отрезанной от любого отношения к истории или обществу», что позволило режиссеру уклониться от какого-либо ощущения моральной ответственности за насилие и смерть, вызванные самолетом «Дзеро». В глазах Онодзавы это форма следования фашизму, которая ниспровергает то, что он называет «сущностью искусства, т. е. ролью критического взгляда на реальность»[315].

Онодзава, похоже, предполагает, что в фильме «Ветер крепчает» Миядзаки отказался от принципа «смотреть на мир незамутненным взглядом», как Аситака в «Принцессе Мононоке». Это серьезное обвинение. Как я надеялась показать, одним из фундаментальных строительных блоков миров Миядзаки стало последовательное представление аудитории многослойного взгляда на реальность. Многослойность эта усиливается и запоминается благодаря элементам фэнтези и научной фантастики в сочетании с превосходной анимацией для передачи этой реальности. Разумно ли предполагать, что в фильме