Впрочем, Мэллори научилась держать людей на расстоянии вытянутой руки, в особенности мужчин, и не позволит ему выбить ее из колеи.
Мэллори закусила нижнюю губу, чтобы та не тряслась, и тихо сделала глубокий вдох-выдох, затем откинула непокорные локоны.
— Итак? — Скрестив руки на груди, она постаралась придать себе скучающий вид. — Ты так и собираешься стоять здесь? Я думала, тебе необходимо что-то мне сказать.
— Точно, — бесстрастно подтвердил он. Его взгляд опустился по шее в вырез ее кимоно, а затем опять поднялся к лицу. — Я ошибся.
— Ты? Ошибся? — Она подождала немного, затем широко улыбнулась. — Не может быть.
Он не ответил на ее улыбку.
— Я бы предпочел услышать твои объяснения. Почему ты не говоришь мне, в какую игру ты играешь, Мэллори?
— Извини, я тебя не понимаю.
— Последние месяцы были нелегкими, но…
— Нелегкими? — Ее голос невольно начал повышаться, и ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы снизить его на октаву. — Оставь, пожалуйста. — Она рассеянно щелкнула пальцами. — Я еще была дебютанткой в свете, когда ты уже научился танцевать вальс и отвешивать галантные поклоны. Ты можешь управлять миром. По твоей милости меня лишили дома, забрали машину и движимое имущество, а имя моей семьи облили грязью в прессе. Не мучаешься угрызениями совести? Знаешь, я научилась пользоваться общественным транспортом, это даже возбуждает, когда тебя зажимают в толпе…
— Перестань, — спокойно попросил Габриэль. — Я не пытаюсь преуменьшить драматизм ситуации, ты же знаешь. И я не сожалею о Кэле, который обворовал инвесторов «Морган Крик» и удрал за тридевять земель. Впрочем, это не объясняет, почему ты работаешь в ресторане «У Аннабел»…
— Из-за тебя уже не работаю, — пробормотала она, не обращая внимания на нелестные слова о своем отце.
— …и живешь в этой дыре, — пропустив ее реплику мимо ушей, он небрежно махнул рукой в сторону кухни с облезшим столом и старой утварью, а затем обвел красноречивым взглядом комнату, служившую ей и гостиной и спальней.
— Поразительно, — криво усмехнулась Мэллори. — Я ограничила свои траты, у меня нет опыта в работе и рекомендаций, работодатели и владельцы квартир неохотно имеют со мной дело. Кто бы подумал?
Удар пришелся прямо в цель, его лицо вытянулось и застыло.
— Я наводил справки, — монотонно продолжал Гейб. — У тебя остался трастовый фонд, который ни банки, ни суд не имели право трогать.
— Ах, да. Мой трастовый фонд. — Мэллори знала, что вступает на скользкую почву, поэтому с сожалением фыркнула и пожала плечами, безуспешно делая попытки поправить кимоно, сползающее с плеч. — Печально, но факт: за путешествиями и вечеринками, покупками дорогого шампанского и шелкового белья я и не заметила, как… деньги утекли.
— Ты серьезно? — Он пристально разглядывал девушку, не уверенный в правдивости ее слов.
— Абсолютно.
— А… это? — Он сделал круговое движение рукой, показывая на комнату с огромным пятном в форме штата Техас на стене между узкими окнами.
Девушка гордо вздернула подбородок.
— Это самое лучшее, что я могу себе позволить в данный момент.
Габриэль застыл, словно взвешивая ее слова. Невыносимо зеленые глаза, казалось, буравили Мэллори насквозь. Вдруг с его губ сорвалось резкое словечко, он развернулся и в три шага очутился около стола.
— Собирай вещи, — приказал он. — Все, что нужно на ночь. Завтра я пришлю кого-нибудь за остальным скарбом.
Габриэль удивил бы ее меньше, если бы вдруг повалил на пол с клятвами в вечной любви.
— Что?
Он обернулся.
— Я сказал, пакуй вещи. Сегодня ты не останешься здесь.
Должно быть, она спит, хотя все вокруг реально — холодный линолеум под голыми ступнями, едва уловимый аромат мужской туалетной воды и то, как сжимается живот от волнения из-за его присутствия. Значит, это не игра воображения.
Мэллори вскинула голову, просчитывая, что может произойти в следующий момент.
— И куда именно полагается мне идти?
— Ко мне.
Безусловно, сна ни в одном глазу, или это все-таки ночной кошмар? Никогда, ни в бреду, ни в момент отчаяния, ни при жестоком приступе одиночества, ей не приходило в голову, что переезд к нему может решить все ее проблемы.
Ну кто в здравом рассудке и ясной памяти захочет делить клетку с тигром? Правда, есть маленький соблазн приручить хищника… Почему именно в этот неподходящий момент больше всего на свете ей хочется принять предложение Габриэля Стила? Почему хочется закрыть глаза, вступить в кольцо его крепких объятий и вверить ему свою судьбу?
Привычка, сердито заключила Мэллори.
Двадцать восемь лет беззаботной жизни, привычка ступать по проторенной дорожке и предоставлять шанс другим заботиться о себе определяли ее судьбу. В тот день, когда Мэллори выселяли из дома, принадлежавшего их семейству девяносто лет, она поклялась себе, что начнет новую жизнь и станет самостоятельным и самодостаточным человеком. И она ни за что на свете не откажется от своей клятвы — будет подыскивать работу, голодать, страдать от холода и страха, проживая в гнилых районах Денвера, но не спасует перед трудностями.
А уж пойти наперекор самому Габриэлю, который, в конце концов, ответственен за все ее несчастья, так это дополнительный бонус для нее.