Волшебница Шалотт и другие стихотворения - [51]

Так молвил он, тщеславьем ослеплен,

И снова схоронил Эскалибур,

И к раненому возвратился вспять.

Тут, задыхаясь, прошептал Артур:

«Что видел ты? или чего слыхал?»

Ответствовал отважный Бедивер:

«Я слышал, как у скал плескал прибой

И как дрожала зыбь у тростников».

Воскликнул в ярости король Артур:

«А, жалкий, недостойный маловер,

Предатель малодушный! Горе мне!

Бессилен умирающий король,

Чей взор, умевший волю подчинять,

Померк! Я вижу, кто передо мной:

Последний из соратников моих,

Кому пристало мне служить за всех,

Готов предать за дорогой эфес;

Ты алчешь злата, или же, под стать

Девице, суетной красой пленен!

Но дважды согрешивший, в третий раз

Порой являет стойкость. Так ступай:

Но если пожалеешь бросить меч,

Своей рукою я тебя убью!»

Вскочил сэр Бедивер и побежал,

Легко преодолел скалистый кряж,

Извлек из камышей заветный меч

И с силой размахнулся. Острие

Черкнуло молнией в лучах луны,

Вращаясь, описало полукруг,

Тьму рассекло предвестником зари

Над бурным морем северных краев,

Где горы льда сшибаются в ночи.

Сверкнув, пал вниз клинок Эскалибур:

Но над водою поднялась рука,

Одета в белоснежную парчу,

Поймала меч, им трижды потрясла

За рукоять, и увлекла на дно.

А рыцарь возвратился к королю.

Тут молвил, задыхаясь, лорд Артур:

«Исполнено; я вижу по глазам.

Так говори: что видел, что слыхал?»

Ответствовал отважный Бедивер:

«Зажмурил я глаза, чтоб блеск камней

Не ослепил меня (таких чудес,

Как эта рукоять, я не видал

И не увижу впредь, хотя б прожить

Три жизни довелось мне, не одну!),

И меч двумя руками бросил вдаль.

Когда ж взглянул опять, смотрю — рука,

Одета в белоснежную парчу,

Поймала меч за рукоять и, им

Потрясши трижды, под воду ушла».

Промолвил, тяжело дыша, Артур:

«Конец мой близится; пора мне в путь.

На плечи бремя тяжкое прими

И к озеру снеси меня: боюсь,

Проник мне в рану хлад, и я умру».

Сказав, он приподнялся над землей,

С трудом, на локоть тяжко опершись;

Был скорбен взор глубоких синих глаз —

Как на картине. Храбрый Бедивер

Сквозь слезы сокрушенно поглядел —

И отозвался б, да слова не шли.

Встав на колено, ослабевших рук

Кольцо он на плечах своих сомкнул

И раненого меж могил понес.

Он шел, Артур дышал все тяжелей,

Как ощутивший гнет дурного сна

В ночном безмолвии. Вздыхал король

И повторял в бреду: «Скорей, скорей!

Боюсь, что слишком поздно: я умру».

Но Бедивер спешил через хребты:

В туманном облаке, слетавшем с губ,

Он мнился исполином мерзлых гор.

Вздох моря — за спиной, плач — перед ним;

Стрекалом мысль гнала его вперед,

Доспех бряцал в пещерах ледяных

И в гулких впадинах; сколь хватит глаз,

Лязг отзывался в скалах, только он

Ступал на скользкий склон, и тот звенел

Под поступью окованной стопы.

И вдруг — ло! — гладь озерная пред ним

В величественном зареве луны.

Глядь: в смутных сумерках плывет ладья,

Темна, как креп, от носа до кормы;

Сойдя же вниз, сумел он различить

Фигуры величавые у мачт,

Все — в черных столах, как во сне. Меж них

Три королевы в золотых венцах.

К звенящим звездам устремился крик:

То в неизбывной муке голоса

Слились, подобно ветру, что поет

Над пустошью ночной, где не ступал

Никто с тех пор, как сотворен был мир.

Шепнул Артур: «Снеси меня в ладью».

Простерли руки трое королев

И приняли, рыдая, короля.

А та, что выше прочих и милей,

Над раненым склонилась в полумгле,

Растерла руки, расстегнула шлем,

По имени, стеная, позвала,

Роняя слезы скорби на чело

В запекшейся крови. Был бледен лик

Артура, словно тусклая луна,

Пронзенная лучом с восточных гор.

Сочились влагой сеч оплечье лат

И наручи. Блеск золотых кудрей,

Лоб осенявших солнцем, что встает

Над троном сфер, запорошила пыль;

Обвисли пряди, сбились колтуном,

Мешаясь с пышным обрамленьем уст.

Так рухнувшим столпом король лежал —

Артур, что встарь, с копьем наперевес, —

Звезда турнира, от пера до шпор, —

Через арену Камелота мчал

Перед глазами дам и королей!

Тогда воскликнул громко Бедивер:

«Милорд Артур, куда податься мне?

Где преклоню я голову теперь?

Я вижу ясно: прошлое мертво.

Встарь каждый день путь к подвигу являл,

И каждый подвиг выдвигал вперед

Достойного, — впервые с той поры,

Как луч звезды путь указал Волхвам.

Но ныне уничтожен Круглый Стол —

Зерцало чести, доблести оплот;

А я, последний, обречен блуждать

Затерянным во тьме годов и дней,

Средь чуждых мне людей, умов и лиц».

И медленно изрек с ладьи Артур:

«Былой уклад сменяется иным;

Неисчислимы Господа пути —

Дабы привычка не сгубила мир.

Утешься; что за утешенье — я?

Я прожил жизнь; деяния мои

Да освятит Всевышний! Ну а ты, —

Ты о душе моей молись, коль вновь

Не свидимся. В молитве больше сил,

Чем мыслит этот мир. Пусть голос твой

Возносится всечасно за меня.

Чем лучше человек овец и коз,

Чья жизнь в слепом бездумии течет,

Коль, зная Бога, не возносит слов

Молитвы за себя и за друзей?

Так золотыми узами земля

С престолом Божьим скреплена навек.

Теперь прощай. Я отправляюсь в путь

Средь тех, кого ты зришь, — коль это явь,

(Сомненья затемняют разум мой), —

К долинам острова Авилион,

Что ни снегов не ведают, ни гроз,

Ни даже рева ветра; дивный край

Тенистых кущ и заливных лугов,

Где летним морем венчан вешний сад.

Там я от смертной раны исцелюсь».

Умолк король, и отошла ладья —

Так полногрудый лебедь в смертный час