Волшебная сказка Нью-Йорка - [48]
Через заднюю дверь проскользнул в Спортивный клуб, столь удобно стоящий в тени. Мраморная табличка в мужском туалете гласит: не крадите хотя бы меня, как украли все остальное, иначе вам голову открутят. Постоял в сортирной кабинке, восстанавливая дыхание и непринужденность повадки. Эта гроза позади. Причесываюсь перед зеркалом. Ополаскиваю лицо жидким мылом и водой. Выхожу и спускаюсь в мраморный холл, осторожно оглядываясь, не видно ли где Вайна. Перехожу вестибюль. Заслужил немного отдыха. От бесстыдства и наглости. От гнусной и гадостной низости. От всяческих беспардонных бандитов. И если вы в одинокой тоске строите планы. Как вам с честью пробиться наверх. К приятным прибыткам и сладким достаткам. Дабы вкусить, наконец, персональный покой. Будьте готовы пускаться на всякие хитрости.
Бармен с седыми волнистыми волосами. Подходит, чтобы с певучим ирландским акцентом и веселым мерцаньем в глазах. С приятностию осведомиться о моих скромных запросах. В этой низкой, мягко освещенной комнате. Кони и гончие с громом и гомоном скачут на фреске поверх бутылок за стойкой. Пива хочу. Пожалуйста. В высоком холодном стакане. Золотое и пенистое, уношу его к дубовому столику у окна. Написав свое имя и номер. На листочке розоватой бумаги.
За длинным столом. Возвышаются два повара в белых колпаках. Над здоровенным филеем. Широкий бок окорока. Точат ножи. Отрезают парящие ломти. Так аккуратно ложащиеся вам на хлеб. Подбирают для вас соленый огурчик, накапывают горку картофельного салата. Все бесплатно. Для тех, кто никогда не испытывал голода. Восстанавливает силы. Сижу, наблюдая в чистейшее окно, как меняется свет. В этом городе-храме. Где органными трубами звенят небоскребы. Трагедия и боль. Едва прикрытые дурацкой бодростью и вечной улыбкой. По всей Пятой авеню. И я прихожу и сажусь в вышине на прометенные ветром камни. Чтобы сыграть на арфе толстенных тросов, тесно натянутых в готических арках Бруклинского моста. Трепещет торжественная и грустная музыка. Для всех, кто в печали бредет вдоль улиц и слышит. Если лязг и дрязг, гуденье и гул когда-нибудь стихнут. Вы услышите, как я играю. Мелодии тишины. Корнелиус, сей Кристиан Бронкса и Бруклина. Лишившийся родителей и жены. Теребит перстами певучие струны. Кисти рук моих прекрасны, так сказала Фанни Соурпюсс. Пока они не сжимаются, обращаясь в костистых и жестких вершителей правосудия. Прошло уже несколько месяцев. Чайки кричали над полоской прибоя. Буксиры тянули огромное судно. Когда я вместе с зимним приливом воротился на свою землю. Все лица запрокинулись, ожидая. И даже в горе моем я подумал, что им нужен я. Владеющий малой сумой красоты, которую я был им обязан доставить. Дабы глаза их вспыхнули, как у Шарлотты Грейвз. Той, что первой полюбила меня. Еще мальчиком. И как она сказала, у вас такой вид замечательный, господи, прямо изысканный. Так, я надеялся, скажут мне и они, скажут, о, как ты изменился, какой стал возвышенный и величавый. Как чудесно, что ты возвратился. И, возвратившись, нашел, что изменились они. И ничего в их изменениях чудесного нет. Влачат существование, мучаясь страхом. И норовя предательски кокнуть любого, кто возвысит свой честный голос.
Официант подносит Кристиану пиво за пивом. Пока не приходит время вставать. Бормоча одно из самых последних правил. Поступай с другими так, как они со столь вероломной радостью поступают с тобой. Джордж, пока я мыл инструменты, рассказывал мне о жертвах всех нераскрытых убийств, которым случалось покоиться на наших столах. Пострадавших не за грубость, а вследствие похоти, жадности и даже глумливого ликования. А Кларенс Вайн произнес, смерть, вот наша планида. Мы несем утешение. Умираем сами и даем умирать другим.
У стойки бара Кристиан выпивает последний стакан пива. Теперь здесь полным полно спортсменов, на каждом костюм в тонкую полоску, наблюдаются также смешливые стайки легконогих бадминтонистов. Кое-где за столами видны крепыши из класса боевых искусств. Натренированные, чтобы отважно пересекать участок панели, лежащий между парадным подъездом и лимузином. Одолевать его тройным прыжком, пока не набросились грабители и наркоманы. А уж если какой набросится. Залепить ему по черепушке и начистить зубы ногой. Что до меня. То как бы я хотел отыскать хоть одного человека, которого мне бы удалось удивить. Не отшибая ему напрочь глупой башки. Пока же просто спустись по ступеням желтоватого мрамора. Вглядываясь в висящий на стенке портрет фехтовальщика. Умиротворяющее зрелище благородного самообладания. Выйди сквозь вращающиеся бронзовые двери. И вперед, к прохладному телу. На которое я смогу излить мой восторг.
Иду на запад мимо залитых светом парадных подъездов. В которые входят, из которых выходят низкорослые толстячки, следом за высокими худощавыми женщинами. Вот оно, игрище всех Соурпюссов. Платящих полновесной монетой за долевое владение какой-нибудь образцовой задницей. Легким шлепком направляемой мимо смятенных швейцаров. И вставляемой в оправу ресторанного кресла. Как в середку торта вставляется вишенка. Которую каждый норовит урвать для себя. Теперь на север по Пятой авеню. Тут еще больше роскошных подъездов. Теснятся дворцы богатеев. Если свернуть на восток. Между тенями серых каменных многоквартирных домов. Выйдешь к пустому участку неба. Высокий дощатый забор окружает большой котлован. Маленькая решетчатая платформа, с которой можно взглянуть вниз. Груды взорванного камня. Прикрытые стальными сетками. Одинокий экскаватор. Леса, уходящие на пять этажей в мрачную, оглушительную тьму. Плотники в красных касках стучат молотками. Облитые ослепительным светом. Кто-то гнет проволоку, кто-то режет железо. Огромный кран, отвалясь от грузовика, задирает в небо стрелу. И на черной доске. В середине золотом четыре большие буквы.
Роман Джеймса Патрика Донливи (род. 1926 г.) «Рыжий» является не только абсолютным шедевром черного юмора, но и одной из самых популярных и любимых книг Запада. Это — роман-поэма, роман-джаз, в котором грустная, словно взятая саксофоном нота, неожиданно обрывается и вместо нее раздается взрыв поистине гомерического хохота, трагическое и комическое тесно, как и в реальной жизни, сплелось в «Рыжем» в один поистине «гордиев узел», который на протяжении всего романа тщетно пытается разрубить его главный герой, «вечный студент и турист» Себастьян Дэнджерфилд.
Сборник представляет разные грани творчества знаменитого «черного юмориста». Американец ирландского происхождения, Данливи прославился в равной степени откровенностью интимного содержания и проникновенностью, психологической достоверностью даже самых экзотических ситуаций и персоналий. Это вакханалия юмора, подчас черного, эроса, подчас шокирующего, остроумия, подчас феерического, и лирики, подчас самой пронзительной. Вошедшие в сборник произведения публикуются на русском языке впервые или в новой редакции.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Сборник представляет разные грани творчества знаменитого «черного юмориста». Американец ирландского происхождения, Данливи прославился в равной степени откровенностью интимного содержания и проникновенностью, психологической достоверностью даже самых экзотических ситуаций и персоналий. Это вакханалия юмора, подчас черного, эроса, подчас шокирующего, остроумия, подчас феерического, и лирики, подчас самой пронзительной. Вошедшие в сборник произведения публикуются на русском языке впервые или в новой редакции.
От лука плачут. Это факт. Поэтому, когда в Покойницкий Замок вторгается банда лукоедов, помешанных на изучении человеческой физиологии, со своими дождемерами, экс-заключенными и ядовитыми рептилиями и начинает вести раскопки прямо в парадном зале, наследник Клейтон Клементин, носитель избыточных анатомических органов, тоже готов разрыдаться. Но читатели «Лукоедов» смеются уже тридцать лет. И никак не могут остановиться…Американо-ирландский писатель Джеймс Патрик Данливи (р. 1926) написал один из самых оригинальных сюрреалистических романов XX века.Комический эпос «Лукоеды» — впервые на русском языке.Дж.
В повести показан внутренний мир женщины, находящейся на грани нервного срыва. Сорокатрехлетнюю героиню повести бросил муж, затем ее поочередно уволили с нескольких работ, и в довершение всего она осталась почти без денег. Естественно, что в такой ситуации у любого человека должна возникнуть защитная реакция, призванная помочь выжить в столь агрессивном окружающем мире. Миссис Джонс реагировала весьма своеобразно. Она расстреляла собственный телевизор из ружья и сделала нескромное предложение мужу своей подруги.
Честно говоря, я всегда удивляюсь и радуюсь, узнав, что мои нехитрые истории, изданные смелыми издателями, вызывают интерес. А кто-то даже перечитывает их. Четыре книги – «Песня длиной в жизнь», «Хлеб-с-солью-и-пылью», «В городе Белой Вороны» и «Бочка счастья» были награждены вашим вниманием. И мне говорят: «Пиши. Пиши еще».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.