Волшебная сказка - [43]

— Благодарю покорно. Чувствительно тронут такою любезностью… склоняется чуть ли не до пола Ванечка.

— Во-вторых, что вы — шалун, каких мало. В-третьих, что вы сорви-голова.

— Сорви-голова, это Маня сказала, она всегда меня называет так… неожиданно прерывает Асю Ванечка и с тем же зловещим видом грозит пальцем сестре, которая отрицательно трясет головой и лукаво смеется в свою очередь.

— Pardon![8] я еще не кончила… — останавливает Ванечку Ася. В-четвертых, что вы — хорошенький и пригоженький. В-пятых, что вы сказочный принц.

— Ого! — знаменательно роняет Ванечка, поднимая палец кверху, — прошу почтительно обращаться с его высочеством.

— В-седьмых, что вы — рубаха-парень. В-восьмых, что вы — башибузук.

— Протестую. Я питомец моего родного корпуса, где нет места башибузукам, и я православный, — дурачится Ванечка.

Еще целый ряд эпитетов сыплется на его голову. Он и милый, и добрый, и веселый, и красавчик алебастровый.

Последнее вызывает взрыв смеха всего юного общества, а Лизанька смущается и краснеет. Это она «книжным» и «мудреным», по ее мнению, словом наградила Ванечку.

Лизанька и Кленушка, по настоянию Наточки Ртищевой и обеих княжен, тоже приглашены участвовать в играх.

— А ведь я знаю каждого автора отдельного мнения, — неожиданно изрекает Ванечка и, ударив себя пальцем по лбу, действительно, совсем неожиданно для детей, угадывает кто что про него сказал:

— Сказочный принц — это вы изволили сказать, Надя, потому что вы сами похожи на принцессу… — смеется он. — Бова Королевич — Кленушка сказала. Лизанька — конечно, «красавчик алебастровый». (Пожалуйста, не краснейте, Лизанька, мне очень лестно быть таковым.) А бранил меня свой брат-мужчина: Никс башибузуком, Митя разбойником, Маня (pardon, но мою дражайшую сестричку я, к ее полному удовольствию, впрочем, считаю тоже своим братом-мальчуганом) и так братец-Маня, повторяю, назвал меня сорви-головой.

— Браво, Ванечка, браво! Всех разгадал, — под взрыв веселого смеха восклицают дети.

— Вот маг и волшебник, действительно, угадал! — разводила Ася руками. — Надин, теперь ваша очередь, прошу удалиться.

— Ну, мы же и зададим вам! — смеясь, послала вдогонку Наде Маня Стеблинская.

— Чур, не обижаться! — предупредил Митя, собиравший мнения на этот раз. — Пожалуйста! — крикнул он через три минуты, предупредительно раздвигая перед Надей полосы портьеры.

Надя впорхнула легко и грациозно, как птичка, в залу.

— Про вас говорят ваши друзья с покорною просьбою не обижаться, что вы чрезвычайно милая, что вы любезная хозяйка, что вы очень хорошенькая, что вы удивительно изящная… — вызывая на губы Нади самую приятную улыбку, перечислял собиравший теперь мнения Митя, — но что вы легковерная и часто принимаете комплименты и лесть за истинную правду, что вы очаровательны и что вы, простите, иногда немножко бываете вороною в павлиньих перьях. Еще раз просим не обижаться, ведь это шутка, игра.

Увы, последнее предостережение опоздало. Лицо Нади, улыбавшееся до сих пор самой очаровательной улыбкой, сейчас искривилось неприятной, кислой гримасой злобы и негодования.

— Как вы смеете передавать мне это? — топнув ногою, накинулась она на Митю.

Тот недоумевающе поднял глаза. В первое мгновение мальчик подумал, что Надя шутит, нарочно представившись рассерженной. Но нет, это уже не шутка эти пылающие гневом глаза и красная сердитая физиономия.

— Вы не смеете так говорить про меня… Я не позволю… — совершенно забывшись, лепечет она, топая ногами с тем же красным, как вареный рак, лицом.

— Но ведь это же шутка, игра, поймите! Здесь никто не может обижаться. Ведь это же глупо в конце концов… — пробуют разубедить расходившуюся Надю Никс, Маня, Ванечка, Ася и Лоло.

— Конечно, нельзя обижаться, — решается поднять голос в защиту «мнений» даже и тихая Зоинька.

— Нельзя быть такой обидчивой, Надюша, — шепчет ей Наточка, приникая губами к Надиному ушку.

— Перестаньте! Это же право смешно, Надя! Неужели тебе хочется обязательно выставить себя в таком смешном виде?.. — напоминает ей с другой стороны Софи тихим, чуть слышным шепотом.

Этот шепот, казалось, переполнил Надино сердце обидой и гневом. Она, как ужаленная, отскакивает от Софи.

— Это ты про меня сказала! Ты сказала! Я узнала сразу тебя! — в запальчивости кричит ей Надя.

Софи теряется. Все смущены. Проходит добрая минута времени, пока Голубева находит в себе возможность ответить.

— Во-первых, это сказала не я; а во-вторых, я не позволю тебе кричать на меня, — говорит она сдержанно, — и лучше уеду домой. Прощай, до более удачной встречи, Надя, — насмешливо добавляет она и, обратившись к Лизаньке, просит девушку узнать, не прислали ли из дому горничную за нею.

Следом за Софи собираются по домам и остальные гости. У каждого из них находится вдруг какое-нибудь оправдание для такого быстрого и внезапного ухода, тем более, что коляска Ратмировых давно стоит у подъезда, а от Ртищевых и Стеблинских уже прислали прислугу. А Зоиньку Лоренц давно ждет ее англичанка в комнате Ненилы Васильевны.

Надя робко и смущенно просит их остаться, подождать. Но ни у кого нет охоты видеть сердито-взволнованную и неосновательно будирующую именинницу. Гостьи разъезжаются. Сконфуженная девочка остается одна.