Волшебная лютня - [17]
Леон Дьеркс
Лазарь
Чехия
Ярослав Врхлицкий
ТРИ ВСАДНИКА
Три всадника ехали мраком дубравным,
Болотом и лесом, путем многотравным.
И кровью червонною запад горит,
А первый ездок за других говорит:
«Я в бой никогда не стремился – тоскуя,
Но дома сегодня оставил сестру я.
Так юное жалко ее мне житье,
Чужой – неприятель – похитит ее».
Тут новый раскинулся сумрак на небе,
И всадник другой повествует свой жребий:
«Сестра позабудет о горе своем,
Чуть звякнет подкова, сверкнув под окном.
Но горько мне – дома оставил жену я,
Чуть вспомню – и болью я полон, горюя.
Там детки остались, и грусть тут, и страх:
Под сердцем одно, и другое в руках.
Как терпкий терновник и горек, и ранит,
Так дети, где в доме сиротском отца нет».
Не ветер повеял от скал из могил,
И третий из глуби души возопил:
«Сестра ли, жена ли, то муки живые,
Но мать я родимую бросил впервые.
О, матушка, в старость, с надрывом,
с тоской,
Как ива с надломом она над рекой.
Испьет у ней очи та кара Господня.
Впервые я с ней разлучился сегодня.
Чуть только подумаю, в сердце гроза:
Ей кто же по смерти закроет глаза?»
В затишье угрюмом, все дале и дале,
Чрез топи, чрез скалы, им те же печали.
А прежде чем месяц сверкнул на горе,
Как первый ездок позабыл о сестре.
И только что ратную песню запели,
Весь лик у второго был полон веселий.
И вот уж в пожаре весь вражеский стан,
А третий все той же тоской обуян.
И, прежде чем мгла опустилась на травы,
Уж был довоеван весь бой тот кровавый.
Орел закогтился у первого в бровь,
В росе охладилась горячая кровь.
И волк на другого накинулся в чаще,
Добычу нашел в нем и пир настоящий.
Но с знаменем третий держался, как вал,
И с именем матери наземь упал.
А в смерти – и в смерти – о ней вся
кручина,
Из тела сыновнего встала калина.
Она зеленеет, цветет в свой черед,
И белая пташка на красной поет.
Поет пред рассветом, звенит, как рыданье:
«О мать!» – «О дитя!» – «О, какое
свиданье!»
Польша
Адам Мицкевич
Романтика
Methinks, I see… Where?In my mind’s eyes!Shakespeare[1]
