Волшебная лампа Аладдина - [7]
– Что ты делаешь, дядя? – воскликнул Аладдин.
– Дядя?! – захохотал магрибинец и с силой опустил меч.
Аладдин увернулся, но потерял равновесие и провалился обратно в пещеру.
А меч угодил в лампу. Она со звоном подпрыгнула и исчезла вслед за Аладдином.
Магрибинец испустил самое длинное из своих проклятий. Однако тут же бросился к пещере и закричал:
– Куда ты? Возлюбленный племянник! Куда?! Я пошутил! Скорей вылезай!..
Из пещеры не доносилось ни звука.
Потрясенный Аладдин сидел в полутьме на выщербленных ступенях. Рядом валялась лампа. Сверху слышался голос:
– Аладдин!.. Аладдинчик!..
Аладдин не двигался и размышлял.
Потом он взял в руки лампу и увидел какие-то арабские буквы, покрытые налетом нагара. Чтобы разглядеть их, он стал полой халата осторожно тереть край лампы.
И вдруг – о чудо! – из лампы взлетели белые струи. Они мчались кверху, расширяясь, пока не приняли очертания джина. От неожиданности Аладдин повалился на спину. И высоко над собою увидел огромную добродушную голову джина. Посреди его лба торчал рог.
– Слушаю и повинуюсь! – сказал джин.
– Кто ты? – спросил Аладдин, когда к нему вернулись слова.
– Я раб этой лампы! Приказывай!
– Ты джин?
– Да-а.
– Ах, джин, – обрадовался Аладдин, сразу все поняв. – Слушай, джин. Почему дядя хотел меня убить?
– Он не дядя, – сказал джин. – Он злой магрибский колдун.
– Колдун?!
Аладдин не мог прийти в себя от изумления.
– Да! Мы, джины, его знаем. Знаем целых восемьсот лет… Приказывай!
– Что?
– Ну как что! – удивился джин. – Удавить его? Утопить? Стереть в порошок?
– Нет, нет, что ты? Зачем? Пусть отправляется обратно в Магриб.
– Слушаю и повинуюсь! – сказал джин и исчез.
В этот полуночный час в Багдаде на вершине недостроенного минарета работали два старых мастера. Как всегда, эти мастера клали кирпичи и изразцы ночью, при звездах, чтобы люди своими пустыми криками не мешали им работать. Смазывая жидкой глиной кирпичи и разглаживая ее лопатками, они прилепляли изразцы и беседовали об Аладдине и его дяде, о котором целый день болтал базар и которого они даже встретили вечером, когда тот с племянником направлялись за город.
– Ты думаешь, богатый дядя – это хорошо? – сказал мастер Абу-Яхья, лоб которого был туго повязан платком, а под ним шевелились седые мохнатые брови. – Богатый дядя – плохо.
– Почему? – спросил Абу-Наиб, борода которого была покрашена хной.
– То, что дается даром, потом обходится дорого, – сказал первый, подняв голову, и его брови замерли от изумления.
Рыжая борода второго тоже торчком уставилась в небо.
Над ними, среди звезд, мчался на черном верблюде дядя Аладдина. Мало того – его верблюд летел хвостом вперед.
Мастер Абу-Яхья помедлил и сказал:
– Я живу шестьдесят лет, но первый раз вижу дядю, который летел бы на верблюде и к тому же хвостом вперед…
В этот же самый час, проходя по спящему городу, Абд аль-Кадир ударил в колотушку и завопил:
– Спите, жители Багдада! Все спо…
Но, увидев в небе верблюда и на нем дядю Аладдина, осекся, всхлипнул, закрыл рукою глаза. А когда отодвинул ладонь и решился взглянуть на небо, там уже никого не было – только сияла луна да слабо мерцали звезды.
И сторож закричал, правда уж без прежней уверенности:
– …Все спокойно!
Мы сразу же должны вам рассказать (а то потом будет некогда), что случилось дальше с Худайданом-ибн-Худайданом: куда он делся и отказался ли от того, чтобы при помощи лампы стать повелителем мира?
С ним было вот так. В далеком Магрибе, куда отправил его Аладдин, в доме этого колдуна пировали слуги, нисколько не помышляя о возвращении своего хозяина. Развалясь на шелковых подушках, они ели, пили и что-то во всю глотку кричали на своем тарабарском языке.
Вдруг среди вин и яств появился верблюд: он стоял с невозмутимым видом прямо на столе, а на верблюде сидел хозяин.
В горле у слуг застряли куски и кости, с воплями они попадали на ковры. Только один сказал находчиво:
– Со счастливым возвращением, господин!
И низко поклонился, подхватив обеими руками живот.
Худайдан-ибн-Худайдан посмотрел на него и разразился такими проклятиями, что слуги покатились в разные стороны.
А магрибский колдун стащил своего верблюда со стола.
Схватил одну из медных ламп, горевших в углу, погасил, вылил масло, сунул ее себе за пазуху, вывел верблюда за дверь и шепнул ему на ухо: «Скорей обратно в Багдад!» – вскочил на верблюда и скрылся в темноте.
Слуги, выпучив глаза, смотрели вслед.
Ну, а теперь, когда вам известно, что случилось с магрибинцем и его верблюдом, на время оставим их – путь до Багдада далек – и вернемся к Аладдину.
Дворик Аладдина покоился в лунном свете. Спал аист в своем гнезде на макушке тутового дерева. Спала коза, подогнув колени, в углу. Появились две тени.
– Тшш… – сказал Аладдин джину.
Держа лампу под мышкой, он на цыпочках прошел мимо сарайчика, на крыше которого мирно спала его мать. Та пошевелилась и сонно спросила:
– Это ты?
– Да, да, спи!
И Зубейда повернулась на другой бок.
Взглянув на джина, Аладдин прошептал:
– Если рассказать про тебя, никто не поверит…
Он вошел в комнатку, а джин пролез в дверь на четвереньках. Аладдин озабоченно на него посмотрел.
