— Поторопитесь со статьей,— сказал я.
— Все о работе и о работе…— Она совсем по-детски надула влажные губы.— Вы были вчера в Пушкинском?
— Не был,— ответил я.
Уткина на меня не обижалась. Рассказав, что она была вчера в Пушкинском на просмотре нового спектакля и какая прелесть Игорь Горбачев, он даже ей ручку поцеловал, когда она снимала шубу в кабинете заместителя директора, с которым тысячу лет знакома, Альбина Аркадьевна, гордо неся голову с мудреной прической, выходила из кабинета, а меня еще долго преследовал стойкий запах французских духов. Я ничего против них не имею, но распространившийся в тесном кабинете приторный запах отвлекал от работы, мои мысли принимали другое направление: я вставал на подоконник и распахивал форточку. Амуры лукаво косили на меня глупые круглые глаза и будто усмехались, намекая, что, если бы у них руки не были заняты, они обязательно выпустили бы в меня любовную стрелу…
Я листал американский научно-технический журнал и не без удовольствия прочел шуточные, но довольно меткие «законы Мэрфи»:
1. Уроненный предмет падает туда, где может причинить наибольший вред.
2. Любая трубка при укорачивании оказывается чересчур короткой.
3. После разборки и сборки какого-либо устройства несколько деталей оказываются лишними.
4. Количество имеющихся в наличии запчастей обратно пропорционально потребности в них.
Бьют в самую точку! Когда у меня был «Запорожец», я возил с собой кучу запчастей, но стоило случиться поломке, никогда нужной детали не находилось в моем багажнике…
5. Если какая-нибудь часть машины может быть смонтирована неправильно, то всегда найдется кто-нибудь, кто так и сделает.
6. Все герметичные стыки протекают.
И это верно. У меня были водонепроницаемые часы, на юге я гордо полез с ними в море, мне кричали, мол, вы забыли снять часы, но я только улыбался… А когда вылез на берег, то увидел, что под стекло циферблата набралась вода, и часы скоро остановились.
Телефонный звонок прервал чтение. Я снял трубку.
— Здравствуй, Георгий,— певуче прозвучал знакомый голос, заставивший мое сердце опуститься в пятки, а потом подпрыгнуть к самому горлу.— Ты очень занят?
— Я тебя слушаю.
— Ты сердишься?
Я молчу.
— Понимаешь, так получилось…
— При любом расчете число, правильность которого для всех очевидна, становится источником ошибок…— читаю я английский текст.
— Откуда ты знаешь? — после паузы изумляется Оля.
Ошарашенный, я молчу: неужели и в моем случае, далеком от проблемы техники, «закон Мэрфи» сработал?..
— Я допустила ошибку в элементарных расчетах,— продолжала Оля.— Наша группа ревизоров ездила в Волхов, и там мы вскрыли хищение на овощной базе. Я сдала отчет, а вечером меня вызвал начальник отдела, отругал как следует и посадил в своем кабинете за переделку отчета. Георгий, милый, я не виновата, что у Думы нет телефона, я бы обязательно тебе позвонила.
— Я сейчас же напишу в горсовет, чтобы под часами поставили для обманутых влюбленных специальный телефон…
— Напиши, Георгий, бедные влюбленные тебе памятник соорудят…
— Почему ты раньше не позвонила? — чувствуя облегчение, но тем не менее строго спрашиваю я.
— Разгневанный начальник снова послал меня в Волхов. Я вчера только приехала. Еще вопросы будут?
— Последний: когда мы встретимся?
— В половине седьмого у Думы…
— У Думы? — свирепо перебил я.— Ни за что на свете! Я жалею, что восставший пролетариат не разрушил ее дотла в героическом семнадцатом…
Мы договорились о встрече у кинотеатра «Художественный». Оля сказала, что там идет фильм «Спасите „Конкорд“!», и попросила взять билеты. Уже повесив трубку, я подумал: откуда она может знать о фильме, если только вчера приехала из Волхова? Однако голову на этот счет ломать не стал, постарался сосредоточиться на английском тексте.
Запах духов меня больше не раздражал: у Оли были точно такие же духи. Амурчики над дверью, глядя друг на друга, ехидно улыбались. Я подозревал, что когда-то мой кабинет был спальней в особняке петербуржца, вот тогда амурчики были при деле, а теперь, конечно, скучали в официальной пресноте новой обстановки. Вместо роскошной, украшенной бронзой дубовой кровати под балдахином они теперь видели заваленный иностранными журналами и брошюрами письменный стол.
Перед концом рабочего дня меня вызвала к себе заместитель директора института Гоголева. Обычно начальство приглашает не для того, чтобы сообщить тебе, что весьма довольно твоей работой, чаще всего наоборот — сказать, что ты плохо работаешь. Такая уж должность у начальства — указывать другим. Я хоть и не большой начальник, а вот тоже иногда журю своих подчиненных. Наверное, без этого нельзя: не подтолкни человека, он может и остановиться. И работа станет. Правда, обидно, когда ты хорошо работаешь, а тебя все равно подталкивают, по привычке. Ведь начальство тоже не может сидеть без дела…
Можно выслушивать замечания начальства, если оно соображает в твоем деле, а если нет? Бывает ведь и так: начальник ни черта не понимает, общие указания дает, отчитывает, требует. Стоишь перед таким руководителем столбом и слушаешь. Ну, еще думаешь: врезать ему, что он чурбан, или не стоит? Чаще всего никто такого начальству не говорит…
