Волок - [17]
Чага — гриб, напоминающий сгустки березового сока, что запеклись на солнце коричневыми наростами. Если осторожно снять его острым ножом, размельчить, залить теплой водой с сахаром и дрожжами, то через десять дней получится брага из чаги — напиток янтарного цвета, разом хмельной и трезвящий. Саамские шаманы пили его перед каждым «сеансом».
Раскольники использовали чагу для изготовления серебряных икон и рублей. Комок гриба разрезали надвое, размачивали в горячей воде, вкладывали между половинками рубль и сжимали. Получалась форма. Затем монету вынимали, половинки снова соединяли и через отверстия заливали в гриб расплавленное серебро. Чагу старообрядцы называли «трут».
Бражку принес Васильич — «на посошок». По-нашему — «на стременного». В Польше путешествовали верхом, отсюда в прощальном тосте звон «стремян», в России же посох «обмывали» на дорожку.
Попиваем бражку на отмели перед домом, рассевшись вокруг тлеющих углей, на которых доходит треска в свекольной ботве. Камни вокруг костра уложены так, чтобы прилив загасил потом огонь. Пока море еще далеко, а мы близко.
Но вот уже скоро понесет нас вода… Наконец-то двинемся на юг, а не на север, как обычно. Василий смеется — в теплые края, мол, собрались… И правда, по сравнению с Белым морем, Карелия — почти Ташкент.
— Готова рыбка!
— Ты когда-нибудь пробовал свеженькую треску, испеченную на углях?
Солнце тем временем касается волн, и море лучится светом. В воздухе — запах березовых почек.
Васильич говорит, что начиная с Ивана Купалы и до святых Петра и Павла режут березовые ветки на веники. Нас как раз не будет.
Шипят угли. Прилив.
Навстречу нам ползет гроза… Небо над Заяцкими вспарывают всполохи. Гром… Соловецкие острова постепенно тают вдали. Васильич, Надежда Кирилловна, Брат, Викуша — словно точки сажи на стекле подзорной трубы. Наконец исчезают и они.
Хлынул дождь. Ливень барабанит крупными каплями по палубе «Антура» — точно Мэрилин Мазур из группы Яна Гарбарека на своих барабанах. Минута — и мы уже мокрые насквозь. Останавливаемся среди Сенных Луд.
— Гроза в начале пути — хорошая примета, — говорит Вася.
Что ж, ладно. Василий выглядит невозмутимым как танк, однако речь выдает беспокойство. Никогда еще он не ходил на собственной яхте в родные края. Пофорсит перед старыми дружками, с прежней любовью повидается. Мать навестит.
Другое дело — Ванька, этот волнения не скрывает. Впервые на яхте, так и стреляет глазами из-под соломенной челки, всё ему в новинку. К тому же Ваня косит от армии.
А я?.. Никуда не возвращаюсь, ни от кого не прячусь, просто бродяжничаю — как бог на душу положит. Неспешно, бесцельно — скорее наблюдаю, чем пишу свою тропу.
Полчаса — и все… Гроза кончилась так же внезапно, как началась. Плывем дальше.
Слева Заяцкие острова. Там обитает Лысый — самоедин на острове. Пару лет назад он дал мне дневник путешествия Александра Борисова на Вайгач. Художник утверждает, что название племени самоедов происходит отнюдь не от «сам себя ест», как полагают некоторые, а от слова «самоедин», то есть «живущий уединенно» — отдельно от всех.
Лысый жил когда-то в Москве, трудился в компьютерной фирме и неплохо зарабатывал. Но после развода бросил столицу, приехал на Соловки и осел на Заяцких — скит сторожит. Летом водит туристов, зимой пьет водку да рисует лед Белого моря — оттенки его и тени. Очень удивился, когда я показал ему в одной из парижских лекций Адама Мицкевича строчку сербской поэмы в переводе польского поэта:
Не однажды мы с Лысым размышляли, сидя у него в избе, с какой стати слово «самоедин» в современном словаре имеет пометку «устаревшее». Если так пойдет и дальше, твердил мне Лысый, формы единственного числа вовсе исчезнут из языка.
За Заяцкими островами сворачиваем к западу… Сейчас, когда я переношу свои записи из блокнота в компьютер, а за окном лютует вьюга — метет снегом и завывает, — мне нет нужды сверяться с картой: Белое море я знаю как собственный карман. Сказываются шесть лет хождения по нему на «Антуре» вдоль — вплоть до каждой деревушки, каждой речки — и поперек. (Достаточно закрыть глаза — и любой фарватер открывается, словно файл на дискете.)
Сперва показывается Выгнаволок, северный мыс Сороцкой бухты. Справа маячат шхеры Шуй-острова. Затем с материка вуалью наползает мгла, и к Беломорску в пять утра мы подходим в бледно-лиловом мареве. Вода и небо сливаются в цвет молодой сирени, и лишь кое-где чернеет волнорез да башни кранов выступают из тумана.
Беломорск был основан в 1938 году на месте старого рыбачьего поселка под названием Сорока (якобы по сорока островам, которые образует тут — при впадении в Белое море — река Выг) и нескольких окрестных деревень. Это отсюда в 1429 году инок Савватий отплыл вместе с отцом Германом на безлюдные еще Соловки, чтобы основать там пустынь, а спустя несколько лет вернулся, чтобы здесь отдать Богу душу. Державин, побывавший тут в 1785 году, писал в путевом дневнике, что местный люд живет бедно, скот кормит мхом да ухой, отчего молоко отдает рыбой. Лишь XX век принес Сороке перемены — были сооружены две лесопилки, на которых работали ссыльные. С них в здешних краях началась революция… Строительство Канала завершило историю Сороки и открыло первую страницу истории Беломорска.
Объектом многолетнего внимания польского писателя Мариуша Вилька является русский Север. Вильк обживает пространство словом, и разрозненные, казалось бы, страницы его прозы — записи «по горячим следам», исторические и культурологические экскурсы, интервью и эссе образуют единое течение познающего чувства и переживающей мысли.Север для Вилька — «территория проникновения»: здесь возникают время и уединение, необходимые для того, чтобы нырнуть вглубь — «под мерцающую поверхность сиюминутных событий», увидеть красоту и связанность всех со всеми.Преодолению барьера чужести посвящена новая книга писателя.
В поисках истины и смысла собственной жизни Мариуш Вильк не один год прожил на Соловках, итогом чего и стала книга «Волчий блокнот» — подробнейший рассказ о Соловецком архипелаге и одновременно о России, стране, ставшей для поляков мифологизированной «империей зла». Заметки «по горячим следам» переплетаются в повествовании с историческими и культурологическими экскурсами и размышлениями. Живыми, глубоко пережитыми впечатлениями обрастают уже сложившиеся и имеющие богатую традицию стереотипы восприятия поляками России.
Эта часть «Северного дневника» Мариуша Вилька посвящена Заонежью. Не война, не революция, и даже не строительство социализма изменили, по его мнению, лицо России. Причиной этого стало уничтожение деревни — в частности, Конды Бережной, где Вильк поселился в начале 2000-х гг. Но именно здесь, в ежедневном труде и созерцании, автор начинает видеть себя, а «территорией проникновения» становятся не только природа и история, но и литература — поэзия Николая Клюева, проза Виктора Пелевина…
Очередной том «Северного дневника» Мариуша Вилька — писателя и путешественника, почти двадцать лет живущего на русском Севере, — открывает новую страницу его творчества. Книгу составляют три сюжета: рассказ о Петрозаводске; путешествие по Лабрадору вслед за другим писателем-бродягой Кеннетом Уайтом и, наконец, продолжение повествования о жизни в доме над Онего в заброшенной деревне Конда Бережная.Новую тропу осмысляют одновременно Вильк-писатель и Вильк-отец: появление на свет дочери побудило его кардинально пересмотреть свои жизненные установки.
Когда Карла и Роберт поженились, им казалось, будто они созданы друг для друга, и вершиной их счастья стала беременность супруги. Но другая женщина решила, что их ребенок создан для нее…Драматическая история двух семей, для которых одна маленькая девочка стала всем!
Райан, герой романа американского писателя Уолтера Керна «Мне бы в небо» по долгу службы все свое время проводит в самолетах. Его работа заключается в том, чтобы увольнять служащих корпораций, чье начальство не желает брать на себя эту неприятную задачу. Ему нравится жить между небом и землей, не имея ни привязанностей, ни обязательств, ни личной жизни. При этом Райан и сам намерен сменить работу, как только наберет миллион бонусных миль в авиакомпании, которой он пользуется. Но за несколько дней, предшествующих торжественному моменту, жизнь его внезапно меняется…В 2009 году роман экранизирован Джейсоном Рейтманом («Здесь курят», «Джуно»), в главной роли — Джордж Клуни.
Елена Чарник – поэт, эссеист. Родилась в Полтаве, окончила Харьковский государственный университет по специальности “русская филология”.Живет в Петербурге. Печаталась в журналах “Новый мир”, “Урал”.
Счастье – вещь ненадежная, преходящая. Жители шотландского городка и не стремятся к нему. Да и недосуг им замечать отсутствие счастья. Дел по горло. Уютно светятся в вечернем сумраке окна, вьется дымок из труб. Но загляните в эти окна, и увидите, что здешняя жизнь совсем не так благостна, как кажется со стороны. Своя доля печалей осеняет каждую старинную улочку и каждый дом. И каждого жителя. И в одном из этих домов, в кабинете абрикосового цвета, сидит Аня, консультант по вопросам семьи и брака. Будто священник, поджидающий прихожан в темноте исповедальни… И однажды приходят к ней Роза и Гарри, не способные жить друг без друга и опостылевшие друг дружке до смерти.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.