Вольный стрелок - [30]

Но вот появление кучи намеренно «желтых» низкопробных газетенок нормальным назвать было нельзя. В журналистику масса народа пришла из тех, кого раньше на порог редакции не пустили бы, — что там говорить, если придурок, работавший у нас курьером, сейчас завотделом в одной газете, — и престиж профессии упал резко, и общий уровень, и отношение к газетам. Раньше как было — если в газете написано, значит, правда. А сейчас пиши что хочешь о ком и о чем угодно, ври, искажай факты, путай имена, фамилии и даты, демонстрируй полный непрофессионализм — все равно пойдет на ура.

И больше всего злобит, что все эти бульварные листки именуются газетами. А их сотрудники — журналистами. Так что теперь слово «журналист» означает принадлежность не к элитной профессии, но к клану дерьмокопателей.

Готовых облить этим самым дерьмом кого угодно.

Я закурила очередную сигарету, успокаиваясь, заставляя себя читать дальше.

"Сколько раз попадали политики да бизнесмены на тяге к женскому полу — не счесть. Министра вон одного даже в бане с девками голыми засняли. ан нет, урок впрок не идет — уж больно охота, аж чешется. Работа-то сидячая, в банках да кабинетах высоких сидеть, вот кровь к тазу и приливает. Ну и давай возбуждение снимать. Котлету баксов из кармана — и покупай кого душа да другие органы пожелают, опять же женский пол на большие деньги падок. А только покупка эта игрой в русскую рулетку оказывается.

Жил да был в славном граде Москве один банкир — молодой да ранний.

Фамилию его мы называть не будем, вы и сами догадаетесь — а нам жену его да детишек уж больно жалко. Ибо охоч был банкир до баб — спасу нет. Говорят, что при живой да молодой жене каждый день партнерш менял — такой был ходок. Жене квартиру московскую пожаловал, а сам давай похоть тешить на вилле загородной.

Посидел в офисе своем комфортабельном, в ресторане откушал, девку снял и домой, на виллу, в поселок, в котором такие же богачи обретаются. Чтоб всю ночь девку терзать, а утром обратно в офис свой ехать, улыбаясь сладко тому, что жисть такая вкусная.

Оно, однако, и на старуху проруха бывает. И не то чтоб дурную болезнь подцепил тот банкир или шлюха клофелином его накачала да карманы повыгребла — покруче все вышло. В позапрошлые выходные банкир наш, как всегда, с новой девкой в дом свой заявился — как еще сердешному после трудов не праведных расслабиться? А во вторник прошлый на службе его хватились вдруг — сгинул куда-то укротитель рубля и бакса. Был бы клерк рядовой — уволили бы и другого взяли. Но тут цельный зам председателя правления запропастился — да и банк не простой, а один из крупнейших в Расее-матушке. По-ученому так называется, по-гречески, дабы народ в заблуждение ввести и в надежности своей заверить.

Стали в банке думать да гадать — куда добрый молодец подевался? Может, злые чечены похитили да теперь выкуп попросят многомиллионный — а может, конкуренты в ловушку заманили и пытают, секреты выведывают? Долго кумекали — да ответа не нашли. Хорошо хоть доперли, что домой к нему надо наведаться — может, там следы какие обнаружатся? Может, весточку какую оставил перед похищением или сигнал, на злоумышленника указывающий?

Ну и наведались. А в доме дверь незаперта, а на кровати лежит банкир в неглиже, если по-иностранному, а по-русски — голяком. Вся простыня семенем мужским запятнана — .от души поразвлекся сердешный, оттянулся по полной. И порадоваться бы за него — да вот незадача: не дышит банкир-то, остыл уже несколько дней как. С того самого выходного, как с очередной девкой домой возвратился.

Глава 7

Поселок непростой, охрана имеется — и твердит в один голос, что никого постороннего тут не было, кроме той, что с банкиром заявилась. И еще твердит, что девка не уезжала никуда — на банкирской машине приехала, которая так в гараже и осталась. Только вот девки-то нет, исчезла куда-то тихохонько — а банкир на месте. Может, и рад бы был уйти — да нет уже возможности.

Скандал, в общем, получается — потому как ясный день, что убили банкира-то. Как уж там и что с ним подруга постельная сделала, это не узнать — то ли яд дала, то ли снотворное и придушила потом, расслабив и утомив ласками жаркими. Но вот что убегала впопыхах да под покровом ночи — это без сомнения.

Потому как у постели банкирской на кресле забыла кое-что — что по-русски исподним называется, трусами, если по-современному. Вот как торопилась болезная — ускакала без трусов, хотя по ночам погоды стоят холодные.

Однако сор из избы выносить кому охота — ни банку, которому имя его важнее всего, ни милиции, которая если и может что, так это алкоголиков по. улицам собирать да водителей штрафовать. Вот и объявили банкира умершим своей смертью — от болезни, которая острой сердечной недостаточностью именуется. Хотя банкиру тридцать три годка всего-то было от роду — рановато от сердца помирать.

И похоронили быстренько, дабы любопытных не смущать. А то, что не один он был той последней ночью, — об этом нам, простым людям, знать необязательно.

Но от нас, читатель уважаемый, правды не скроешь — потому как мы всегда начеку, мы ж вас информировать обязаны. Хотя милиция доблестная тот факт, что была с банкиром девица той ночью, отрицает начисто. А нас, информаторов ваших, даже на порог банкирского дома не пустили — не ровен час увидим то, что не надобно. Взашей вытолкали, если по-русски, — хорошо хоть снимок дома сделать удалось, который и публикуем. Хотя жалеем и сокрушаемся, что не дали нам заснять трусы женские, убийцей банкира оставленные, — может, кто из вас, наши читатели, и опознал бы убийцу, навел бы на след?