Вольные упражнения - [57]

— Танцевальный перерыв! — громогласно объявил Блинков.

В одну минуту стол с недоеденным угощением был передвинут к стене. Выскочив на освобождённое пространство комнаты, почти все гости принялись отчаянно вытанцовывать под дискотечные ритмы.

Неподвижно на диване остался сидеть лишь Шлепаков. Таня подсела к нему:

— Борь, а ты чего не танцуешь?

— Да я, признаюсь, и не умею совсем, — застенчиво улыбнулся Шлепаков.

— Ну, это же не беда, — Таня посмотрела на безумно выплясывающую компанию одноклассников. — Здесь, в общем-то, никто не умеет.

— А ты почему не танцуешь? — в свою очередь поинтересовался Шлепаков.

Таня пожала плечами:

— Не знаю. Просто что-то не хочется.

В этот момент зазвонил телефон.

Таня подхватила аппарат и выбежала с ним в коридор.

— Да, мам! — донеслись сквозь динамичные музыкальные ритмы её слова. — Да, всё нормально… Отмечаем… Да, и тебя тоже с наступившим… Что?.. Плохо слышно… Дяде Славе привет там передавай… Мы? У нас всё хорошо… Ладно, мам, пока! Утром жду!

Таня повесила трубку и ушла на кухню.

Ребята тем временем продолжали отплясывать кто во что горазд. Отбросив будничные мысли и проблемы, они сейчас целиком и полностью отдались праздничному веселью. Новый год наступил.

Таня стояла в тёмной кухне у окна и, отодвинув занавеску, смотрела на улицу. Почти все окна домов были освещены. Праздник сиял в каждой квартире, в каждой комнате. Где-то тоже танцевали, где-то водили хоровод, где-то курили, стоя на балконе. Никто не спал в эту новогоднюю ночь. Люди постоянно выходили на улицу. Кто с бенгальскими огнями, кто наряженный Дедом Морозом, кто вывозил детей на санках. Через раскрытую форточку постоянно слышались громкие голоса, поздравления, песни. Кто-то внизу у самого подъезда вытащил баян и теперь играл на нём «Ой, мороз, мороз», перевирая мелодию.

В кухню тихонько вошёл Боря Шлепаков.

— Таня, ты чего загрустила? — спросил он. — Ребята там отрываются по полной, а тебе, смотрю совсем невесело.

— Я просто вспомнила тот день, Борь, когда я собрала у себя дома весь класс, помнишь? Тогда тоже все танцевали под ту же самую музыку.

— Помню. У тебя день рождения тогда совпал с Елены Михайловны. И ты всех пригласила. Мы засиделись у тебя, фильмы смотрели разные, и к Елене Михайловне не попали. Даже как-то неудобно получилось.

— Понимаешь, Борь, ведь всё дело в том, что не было у меня тогда никакого дня рождения.

— То есть как? — не скрывая изумления, спросил Шлепаков.

— А вот так! — Таня отвернулась от окна и взглянула на Шлепакова. Боря стоял у стены, черты его лица практически не угадывались в темноте. Таня видела лишь силуэт.

— Я придумала тогда этот день рождения, — продолжала она. — Придумала специально, чтобы насолить Елене. Поэтому и пригласила всех без исключения, чтобы к ней никто не пошёл. Чтобы она одна сидела дома со своим пирогом! Да! И фильмы я специально поставила такие, чтобы все вы к экрану прилипли и не могли оторваться.

— Не может быть, Тань, — Шлепаков был до глубины души поражён её словами.

— Может! И более того, когда мы с Пятиэтажным и Халявой пошли как бы предупредить Елену о том, что ребята задерживаются, — Таня усмехнулась, — мы не за этим пошли. Мы на самом деле Панова у Елены в подъезде караулили. Я не хотела, чтобы он к ней попал. Шурик его даже с лестницы спустил и пытался ногами избить, а он всё равно к своей любимой учительнице прорвался!

— Таня! Всё это ужасно! Но зачем ты сейчас мне это говоришь?

Таня вновь пожала плечами.

— Совесть замучила. Захотелось выговориться, — её слова сейчас были еле слышны сквозь музыкальные ритмы, доносившиеся из комнаты. — У меня было много времени, чтобы осмыслить свои поступки, и теперь я вижу, как дико я была неправа, совершая подобное. Ведь мне тогда хотелось доказать, что все ценности и традиции, которые Елена хотела передать вам, это ничто. Достаточно лишь поманить всех вас чем-то более ярким, как вы все сразу забудете про старое… И у меня это почти получилось.

Шлепаков молчал. Замолчала и Таня. Они долго стояли в полной темноте друг напротив друга: Боря — прислонившись к стене, Таня — у подоконника. Вокруг них дом был наполнен смехом, праздничными тостами и музыкой, но всё это в какой-то миг перестало существовать, словно бы переместившись в параллельное измерение.

— Ты вправе осудить меня теперь, — Таня первой нарушила затянувшееся молчание. — Но я должна была рассказать тебе об этом. И именно тебе, Борь, из всего класса.

— И когда же у тебя на самом деле день рождения? — ничего более удачного в такой момент Шлепаков не смог спросить.

— Был уже в конце ноября, — ответила Таня. — Я никого не стала приглашать из класса. Не хотела, чтобы этот обман раскрылся. Посидели в семейном кругу, и всё.

— Тогда с днём рождения тебя! — не слишком празднично ответил Шлепаков. — Пусть он уже прошёл.

— Спасибо.

Вновь воцарилось молчание. Таня слушала доносившиеся из комнаты музыкальные ритмы и понимала, что не слишком уместны сейчас её откровения. Всё-таки вокруг праздник. Люди должны веселиться, а её одолела такая хандра. Попытайся она сказать подобные слова сейчас тому же Халикову — он и не услышал бы её. В лучшем случае промычал бы в ответ что-то нечленораздельное и тотчас бы забыл, о чём шла речь. А Шлепаков случайно оказался не вовлечён в это бурное веселье. Вот Таня и обрушила на него свои переживания, давно не дававшие ей покоя. Что он ответит ей сейчас — трудно предсказать. Может, обвинит её во всех смертных грехах, хлопнет дверью и уйдёт. Что же, может, она это и заслужила своим поведением. В любом случае, будь что будет. Таня готова была выслушать любую оценку от Шлепакова.