Волны словно кенгуру - [27]
— Английская, нем-мецкая… Наменял.
И тут за нашими спинами кто-то сказал:
— О, мои и! Мы оглянулись.
Сзади стоял смуглый крепыш с усиками и тоже заглядывал в Бенину ладонь.
Он запустил руку к себе в карман и вытащил несколько тёмных монет. Но каких!..
На одной монете величественно поднимала вверх голову перуанская лама. На другой возвышались зубцы древней крепости инков…
— Перу, — с гордостью сказал крепыш.
— Ч-ченч? — едва выговорил Веня. — М-меняем?
Но крепыш закачал головой и высыпал монеты ему на ладонь. Даром!
— А что тебе? — спросил Коля.
— Ничего, — развёл руками перуанец. — Ничего. Он уже собирался уходить, но вдруг спросил:
— Есть Ленин-фото? Ленин-портрет?
— Для тебя? — спросил Коля.
— Си, — сказал перуанец. — Я коммунист.
— Будет! — пообещал Коля и в три прыжка взлетел по трапу.
Через несколько минут он принёс небольшой портрет, который снял со стены в каюте.
Перуанец слегка отвёл портрет в сторону, посмотрел. Потом взмахом руки пригласил нас к себе — на соседнее судно.
Перуанские моряки с нами здоровались, поднимали вверх руки: «Буэнос, амигос!» В каюте сидел мужчина и слушал приёмник, мы тоже сказали: «Буэно». Но мужчина молча взглянул на нас и отвернулся.
Наш знакомый махнул на него рукой: «Не обращайте внимания».
В каюте были две койки. Перуанец встал на табуретку и над верхней приколол портрет Ленина…
— Амиго Ленин, камрад! — сказал он торжественно. И вдруг его рука двинулась по воздуху, как маленькое судёнышко — с волны на волну. — Теперь он поплывёт со мной в Перу, через все моря! — улыбнулся перуанец.
В каюту стали заглядывать матросы, механики, которых мы видели на трапе.
Одни из них несли нам монеты, другие доставали из карманов письма и отрывали от конвертов марки:
— Сувенир! Память!
А у старого, морщинистого матроса в руках была бутылка с кукурузным напитком из Перу, и он протягивал её нам.
Моряки подходили к портрету, рассматривали его и одобрительно кивали.
И только один человек всё сутулился у приёмника.
— Всем нравится! — сказал старый моряк. — А ему нет. Он с капиталистами и сам думает стать маленьким капиталистом. О себе только думает. А чтобы стало хорошо всем, нужно ещё много работать. Очень много придётся работать.
Так и поплыл наш Ленин в перуанской каюте по морям, по океанам, в волны и штормы. С друзьями, у которых ещё очень много работы…
Вот почему сейчас с «перуанца» посылали нам привет.
Мы тоже отвечали им и как-то незаметно раскачивались: вверх-вниз.
Над нами спокойно горели яркие созвездия, но постепенно начинало покачивать.
МИШЕНИ НА КАРТЕ
За час-другой море вздулось большими широкими волнами, и судно стало перекатываться с бугра на бугор. В коридоре застучало, захлопало. Все бросились крепить двери.
Я тоже взял дверь каюты на крючок, чтобы не стучала, и сел за свой дневник. Но тут в коридоре послышалось: «Мы с тобой старики, комсомольцы двадцатого года», и мимо каюты пробежал к радиорубке капитан. Поёт «старики», а носится шустрей десяти молодых!
— Ну что, карта погоды есть? — спросил он и тут же послышался его возглас: — Ай-я-яй!..
Я тоже бросился в рубку.
Там в крохотном отсеке потрескивал аппарат, а начальник рации из-под его валиков вытаскивал влажный лист сиреневой бумаги, на котором я узнал очертания Японии, Китая, увидел змеистые линии, а в центре — кружочки, похожие на мишени.
Капитан поднёс к глазам очки, отвёл лист в сторону, взглянул на него и снова закачал головой:
— Ай-я-я-яй!..
— Что? — спросил я.
— Ну и даст кому-то! Ну и даст! Да и нам может влепить! — оценил обстановку капитан, внимательно вглядываясь в карту. — Вон что делается! Здесь как в кастрюле. Самые страшные тайфуны завариваются. Сядет тайфун на хвост — только держись! Попадёшь в этот кружочек, — он ткнул очками в центр мишени, — и крышка!
— Так уж и крышка? — спросил я.
— А из центра тайфуна ещё никто не выкарабкивался, — сказал капитан. Нон американцы послали когда-то судно, исследовать, что там внутри, — и больше никто о нём не слышал. Что там внутри, никто не видел. А кто увидел, уже не расскажет… — Он ещё раз покачал головой: — Ай-я-я-яй!..
— Убегать надо! — сказал начальник рации.
— Попробуем, авось проскочим. Да вот автомобили у нас на палубе. Если их накроет — фарш будет! Ох и завертит!..
КАСТРЮЛЯ В ОКЕАНЕ
По палубе с криком «Вот тебе и рыбная ловля!» уже торопился Фёдор Михайлович, а за ним с фонариком в руке шагал длинный, как Гулливер, боцман. Несколько матросов подтягивали возле машин тросы. И я стал помогать им. Помощник с боцманом ходили от машины к машине, стучали, как всегда, по тросам каблуками, проверяли, хорошо ли натянуты крепления.
Судно уже врезалось в волны, высоко задирало нос, и среди темноты разлетались над мачтами белые фейерверки брызг.
Казалось, автомобили вот-вот сорвутся с места и пойдут кувыркаться друг через друга. Но они стояли прочно. И при падении судна вниз вдавливались в трюмы, как наши подошвы в палубу.
— Ну, как машинки? — выскочил на минуту из камбуза Ваня.
— Машинки ничего! — крикнул боцман. — Ты лучше кастрюли и сковородки крепи.
— Это точно, — сказал Ваня. — Побегу! А то устроят такой джаз барабанные перепонки лопнут. Вон как заворачивает!
