Волны словно кенгуру - [2]

— Пожалуйста, право помалу!

Я начал было снова, да кто-то окликнул его:

— Товарищ капитан!

Такое дело — отход! Не поговоришь.

Я вышел на мостик. В лицо ударил ветер и горстью сыпанула морось. Морская, пахучая, будто огуречный сок.

Из тьмы к нам приближалось освещённое судно — в порт входил какой-то теплоход. Видимо, издалека: люди — ночью-то! — толпились у бортов, привставали на носки, нетерпеливо вглядывались в родной город…

Я тоже посмотрел на берег. Далеко-далеко оставалась уже тонкая цепочка городских огней, всё уменьшалось голубое неоновое пятнышко — морской вокзал, и на самом верху крайней сопки качался, будто прощался, последний фонарь. Тут и у меня сердце защемило: когда-то я теперь вернусь!.

На баке командовал боцман, команда быстро сворачивала тросы.

Вот гуднул катер и отвалил в сторону. Вот за бортом проплыл маяк, послал нам луч напоследок.

«Чаленко» приподнялся, как пловец перед рывком. Совсем свежо напружинился ветер, могуче занесла нас волна.

И опять, как несколько лет назад, я почувствовал: вот она, палуба, под ногами; вокруг гудит ветер, а впереди — океан. Японское море.

ЖИВ ШУБЕНКО!

Пока мы выходили из залива, я поглядывал на капитана и думал: «Да, переменился Шубенко. Этот уже пачангу не спляшет и прыгать через десять ступенек не станет».

Но вот утром захлопали на судне двери, запахло мылом, зубным порошком.

Схватил я ведро, тряпку и стал протирать в каюте палубу, как вдруг промчался мимо меня Бойс — с тапкой в зубах. Урчит, головой мотает. А за ним Шубенко! Смуглый, как когда-то на Кубе. Кричит:

— Дог-гоню р-разбойника! — А сам смеётся: — Дочкин подарок внимания требует, веселье любит!

Тут и мне веселей стало: это уже похоже на прежнего Шубенко. А что на мостике держится солидно, так что ж… Всё правильно: капитан!

«КОНИЧИВА!»

Шли мы быстро.

Сначала штормило. На палубу то и дело шипя накатывалась вода, и Бойс, сидя на капитанском стуле у окна, сердито рычал на каждую приближающуюся волну.

— Так её, так! — весело приговаривал Шубенко.

А как-то в полдень потрепал Бойса по загривку и похвалил:

— Ну, молодец, пёс! Море успокоил!

Море стало ясным, зелёным. За бортом прозрачными парашютами заиграли медузы, потом, распустив щупальца, прошла какая-то большая, коричневая — из южных вод.

Кто-то вдруг крикнул:

— Ты смотри! Вот идут! Хоть беги по ним, как по мосткам!

Это за бортом широкими лбами вспарывали воду дельфины. Один наверное, вожак — шёл впереди. И, отталкиваясь от упругой синей воды, как гимнасты на батуте, за ним прыгали остальные.

— Хороши! — сказал Шубенко.

Вожак сделал стойку и пошёл по воде на самом кончике хвоста.

На палубе собралась вся команда.

Выбежал старпом проверить, не разгулялись ли где брёвна, остановился.

Вышла дневальная вытряхнуть скатерть, да так у борта и замерла.

Натирал матросик у мачты стальные тросы тиром, чтоб не ржавели, оглянулся; руки-то продолжают работать, скользят по тросу вверх-вниз, а сам смотрит.

Такое уж дело — дельфины!

— Молодцы! Прямо к Японии тянут! — определил Шу-бенко.

Вечером сели мы в кают-компании ужинать. Кто-то спохватился:

— Братцы, во Владивостоке-то сейчас футбольный матч! «Луч» играет! Вот бы посмотреть по телеку. Да не достанет, наверное…

Я подошёл к телевизору, повернул выключатель — по экрану побежали быстрые полосы, затем отпечатались вдруг белые, острые знаки, иероглифы, появилось женское лицо. Женщина улыбнулась и сказала:

— Коничива!

Капитан кивнул ей в ответ: «Здравствуйте!» — и повернулся ко мне:

— Ну, вот тебе и Япония!

ПОПРАВКИ В ГЕОГРАФИИ

Я старался рассмотреть японский берег в бинокль. И неожиданно увидел впереди какое-то странное волнение воды.

Прямо поперёк моря текла зелёная широкая река. Волны ее поднимались, приплясывали и друг за дружкой напористо шли к северу.

Я протянул бинокль штурману. Он скользнул по горизонту взглядом и сказал:

— Так это же Куросиво, тёплое течение.

Странно! Сколько раз бывал здесь, а Куросиво, про которое отвечал ещё в школе на уроке, увидел впервые!

Я скомкал лист бумаги, бросил вниз, и он, покачиваясь, быстро побежал в сторону от нас. По знаменитому тёплому течению.

Между тем впереди на острове забелел уютный маячок, потянулись навстречу старые рыбацкие шхунки. На рубках у них чернели иероглифы. На бечёвках, как флажки, трепыхались сушёные каракатицы.

Вокруг запахло рыбой, брезентом и резиной от рыбацких сапог.

Шубенко вышел покурить, посмотрел на берег и покачал головой:

— Ну японцы. Опять меняют географию! Снова вноси поправку в лоции.

Я сначала не понял, а присмотрелся к берегу и не стал спрашивать почему. И так видно.

Стоит у берега земснаряд. Всасывает насосом песок с морского дна и намывает к острову. К старому берегу молодой, ещё весь жёлтенький, прирастает. Бьёт в насыпь волна, набрасывается на песок, старается утащить обратно. Но берег растёт, теснит море.

Ходят по новой земле тяжёлые катки, трамбуют её, укатывают. Кричат рабочие в жёлтых касках, работают изо всех сил лопатами.

Скоро они поставят причал, поднимут новые маяки и выйдут встречать корабли!

— Коничива!

СВЕТЛЯЧОК

Справа по борту всю ночь угадывался берег. Вдоль него блуждали лёгкие огни катеров. Но потом нахлынул туман, всё исчезло, и штурман Володя включил локатор.