Волна страсти - [125]

Самым страшным было спокойствие, с каким Фрейзер произнес эти слова. Таким же тоном он мог говорить и о погоде.

– Я ничего не понимаю, – сказала Ребекка, стараясь казаться простодушной.

– Я так не думаю. Ты отвратительное маленькое существо, но отнюдь не глупое. Ты все еще тоскуешь по матери, и теперь смерть соединит вас. Те, кто видел твою работу «Преображение», ничуть не удивятся. Жаль, что никто не поймет значения этого кольца, а то была бы законченная картина.

Спастись бегством абсолютно не представлялось возможным: он был высоким и сильным. Надо попробовать напугать его, вдруг это поможет.

– Если вы убьете меня, Кеннет сразу догадается, кто это сделал. Он уже понял, что мама была убита. В случае со мной у него не будет заблуждений.

Фрейзер только пожал плечами.

– Уилдинг, возможно, и умнее, чем кажется на самом деле, но это нисколько не меняет дела. Я собираюсь уничтожить и его. Этот человек раздражает меня. Уж слишком он гордится своим участием в выставке, но его картины чудовищны.

– Вам далеко до него, – с презрением сказала Ребекка. – Он герой и настоящий мужчина. Он сотрет вас в порошок голыми руками,

– Даже настоящий мужчина умирает, получив пулю в лоб, – невозмутимо ответил Фрейзер. – Я, может быть, и не герой, но меткий стрелок. – Фрейзер стал приближаться к Ребекке.

Ее сердце замерло от страха.

– Почему вы хотите убить меня? – закричала она. – Ведь мой отец – ваш друг! Неужели зависть сделала из вас убийцу?

– Энтони – мой друг. Самый лучший друг на свете, но есть одна вещь, которую я люблю больше, – это искусство. Мои действия направлены не против Энтони, а против того величия, которое портит его работы.

– Портит его работы? – недоуменно переспросила Ребекка. – Но ведь он лучший художник Англии. Его портреты, пейзажи, исторические полотна – все отличается мастерством.

Впервые за все время разговора лицо Фрейзера скривилось.

– Нонсенс! Элен погубила в нем великого художника. Когда мы вместе учились в школе живописи при Королевской академии, он подавал большие надежды и со временем мог стать одним из величайших художников мира. Его ранние работы, выполненные в классической манере, потрясают. В них чувствуется изящество и благородство.

– Может, они выполнены и великолепно, но в них нет жизни, – парировала Ребекка. – Только после окончания школы у него появилась собственная манера письма, его картины наполнились жизнью.

Пальцы Фрейзера сжались в кулаки и побелели.

– Твоя мать уничтожила его как художника! Он вынужден был зарабатывать на жизнь и принялся за портреты и вульгарные картины, чтобы Хэмптон мог гравировать их и продавать торговцам рыбой по шиллингу за штуку. Энтони мог стать равным самому Рейнолдсу, а вместо этого загубил свой талант. Он обесчестил себя.

– Вы считаете бесчестием его картину «Гораций на мосту»? – спросила потрясенная Ребекка.

Лицо Фрейзера стало брезгливым.

– Эта картина – прекрасный пример того, насколько мелки стали его холсты. Она выполнена мастерски, в хорошем классическом стиле, но он ухитрился ее испортить, вдохнув в нее жизнь. Жаль, что она не сгорела во время пожара. Идеальная классическая манера письма – отражать природу, а не вживаться в нее.

– Мой отец уже вышел за пределы классической манеры, – сухо заметила Ребекка. – Он и другие настоящие художники показывают мир в его развитии. Нельзя все время возвращаться к одним и тем же истасканным сюжетам.

– Кимболл был прав, когда говорил, что ты оказываешь огромное влияние на работу отца. – Фрейзер в сердцах переложил кнут из одной руки в другую. – Я ошибался, думая, что его главной заботой была Элен, что после ее смерти он вернется к настоящей живописи, но как бы не так: рядом с ним находилась ты со своими глупыми женскими идеями. Когда я увидел на выставке твои работы, я сразу понял: pa6oтa Энтони не обходится без твоего коварного влияния. Жаль, что этот жалкий стихоплет, которого я подослал к тебе, оказался полным идиотом.

– Вы наняли Фредерика, чтобы соблазнить меня? – Ребекка была потрясена до глубины души.

– Мне не надо было его нанимать. Просто я намекнул ему, что рыжие волосы очень романтичны и что ты богатая наследница, а все остальное он домыслил сам. Если бы ты вышла за него замуж и уехала из отцовского дома, ничего подобного с тобой бы не случилось. Во всем виновата ты одна.

– Ничего более смешного я не слышала, – сказала Ребекка, положив руку на банку с раствором, в котором она отмывала кисти. – Неудивительно, что вы никудышный художник. Зависть мешает вам видеть правду жизни. Ваш «Леонид» слишком патетичен. Я в свои десять лет была большим художником, чем вы.

Слова Ребекки стали последней каплей, переполнившей чашу терпения Фрейзера: он зарычал и кинулся на нее. Ребекка закричала во всю силу своих легких в надежде, что ее услышат пастухи или случайные прохожие. Схватив банку с растворителем, она запустила ее во Фрейзера, угодив ему прямо в лицо. Схватившись за глаза, он взвыл от боли, а Ребекка не долго думая сорвалась с места и пустилась прочь от обрыва. Она уже добежала до березовой рощи, когда Фрейзер, успев оправиться от боли, настиг ее и ухватил за шаль. Ребекка сбросила ее с плеч и устремилась дальше, понимая, что ей от него не уйти, и в следующую же секунду Фрейзер схватил ее за руку и резко дернул к себе. По щеке его струилась кровь, глаза свирепо сверкали. Ребекка пронзительно закричала и вцепилась ногтями ему в лицо.