Волкогуб и омела - [33]

— Собаки верны, Мона, — сказал он и тут же пожалел, что сказал.

Она замолчала. На миг ему показалось, что она разорвала соединение, но потом он услышал, что она плачет.

— Как поживает Ники? — спросил он, неуклюже меняя тему.

— Ники — здоровенная, пушистая, чудесная лапушка, — ответила она. — Сегодня я буду спать с ней в обнимку. А могла бы с тобой, могли бы маршмеллоу на огне пожарить…

— У меня нет камина.

— Сэм, пусти меня обратно в свою жизнь, — попросила она тихо. — Не выгоняй меня навсегда.

— Доброй ночи, Мона. Счастливого Рождества.

Он повесил трубку.

Человек в лесу посмотрел на часы, потом на небо. Солнце клонилось к горизонту. До ночи еще примерно час. Он посмотрел в бинокль — Лерман с несчастным видом сидел у стола, глядя на сотовый телефон. Потом отключил его.

— Бедняга Сэм, — вздохнул наблюдатель. — Полная луна — и пустые объятия.

Сработал будильник. Карсон, пятилетний самец немецкой овчарки, поднял голову.

— Спокойней, мальчик, — сказал ему Лерман. — У нас еще целый час, полно времени. Доешь сперва.

Пес вернулся к еде, но поглядывал на окна.

Рано она сегодня начала пить, подумал Лерман. Бог знает что бывает с человеком на праздники. Черт возьми, его от двухминутного разговора с ней трясет, а он-то трезв.

— Чертовски удачное время она выбрала для звонка, — сказал он собаке, и пес сочувственно скривился.

Лерман вспомнил, как она впервые вошла в его дверь. Когда это было — года три назад? Да, три года и месяц. Середина ноября, и он тогда дрессировал ротвейлершу, еще почти щенка десятимесячного.

Женщина была изящна, смугла, сложена как бегунья. Одета она была с тщательной небрежностью, требующей немалых затрат. В ушах у нее висели рубиновые капли, и еще несколько таких же — на золотом ожерелье, уходящим в ложбину между грудей.

Лерман играл с ротвейлершей в «а ну-ка, отними», используя палку от метлы, завернутую в несколько слоев ткани. Собака держала крепко и упиралась когтями в мат, стараясь вырвать палку из рук Лермана. И похоже было, что могла победить. Женщина наклонилась вперед, положила руки на загородку площадки и стала смотреть.

— Дай! — внезапно сказал Лерман.

Собака подняла глаза, но палку не выпустила.

— Дай! — повторил Лерман.

Собака неохотно выпустила палку и села возле правой ноги Лермана. Там и осталась, напустив на морду презрительное выражение.

— Молодец, — похвалил Лерман и дал ей кусочек мяса. — Чем могу вам быть полезен, мэм?

— Я не хотела бы вас прерывать, — улыбнулась она. — Это сырое мясо?

— Да.

— Тогда вы не будете возражать, если я воздержусь от рукопожатия?

— Про меня говорят, что иногда я мою руки, — сказал Лерман. — Дайте мне минутку, а тем временем можете пожать лапу этой собаке.

— И она при этом меня не тронет?

— Она никого не тронет, если ей этого не приказать, — ответил Лерман. — По крайней мере так оно должно быть.

— Рискну, — сказала женщина, входя в загородку. Она присела перед собакой. — Ну, здравствуй. Меня зовут Мона Хавелка. А тебя?

— Это Ники. Ники, дай лапу.

Собака тут же протянула лапу, и Моника ее пожала.

— Очень приятно, Ники.

— Дайте ей вот это, — сказал Лерман, протягивая ей кусочек мяса. Мона взяла его и отдала Ники. Та осторожно взяла мясо, потом облизала руку.

— Ну вот, нет смысла в этих церемониях. — Мона протянула руку Лерману. — Вы владелец?

— Сэм Лерман, — представился он, пожимая руку. — Очень приятно. Давайте я вам покажу, где можно вымыть руки.

Он отвел ее к крану в подсобке и выдал кусок мыла.

— Гостья первой, — сказал он, включая воду. — Надеюсь, вы не против того, чтобы вместе.

— Джентльмен, — сказала она с уважением. — И при этом такой романтичный.

— Сам удивляюсь, — улыбнулся он, когда она отдала ему мыло. — Так чем могу быть полезен?

— Я хотела с кем-нибудь поговорить насчет собаки.

— Кто-нибудь — это я. Так какую собаку вы имели в виду?

— Такую, чтобы защищала меня во сне.

— Квартира или свой дом?

— Таун-хаус, — ответила она. — В городе.

— Вам чтобы гавкала или чтобы кусалась? — спросил он, выходя вместе с ней из подсобки в комнату.

Она посмотрела на него, и улыбка сбежала у нее с лица.

— Ее гавканье должно внушать страх божий любому, у кого хватит глупости ко мне вломиться. А тех, кому хватит глупости не обратить внимания на лай, должен отправлять прямо в ад укус.

Лерман взяла, рукой за подбородок и ненадолго задумался.

— Есть у меня по-настоящему злобный такс, который под спецификации подходит, — сказал он.

Она уставилась, не веря своим ушам.

— Я, понимаете, этого сволоченка уже много лет пытаюсь сбыть с рук.

И на миг он весело сморщил нос.

— Сторожевой такс, — засмеялась она.

— За лодыжки хватает намертво, — сказал он серьезно. — А дайте ему разбежаться, и он может вырвать приличный кусок ляжки.

— Вот как? — удивилась она. — Никогда бы не подумала.

— Элемент внезапности, — пояснил он. — Всегда застает врага врасплох.

— Давайте теперь серьезно, — попросила она.

— Хорошо. — Он открыл ворота площадки. — Ники, ко мне.

Собака подошла, села перед ними, глядя ожидающими глазами. Лерман посмотрел в них, потом обернулся к Моне.

— Вот ваша собака.

Лерман вернулся в холодильную камеру, взял тушу барана и положил на колоду. Потом взял пилу и разрезал тушу пополам. Одну половину вернул в холодильную камеру, другую отнес в большую пустую клетку, стоящую отдельно от прочих. Проверил, что в клетке достаточно воды, вернулся в кабинет, где ждал Карсон, лениво почесывая ухо задней лапой.