Волки и волчицы - [64]

В атмосфере зала физически осязалось напряжение. Гости вперились глазами в принцепса и, затаив дыхание, ждали, последует ли за прозвучавшими словами приступ безумной ярости или же придёт успокоение.

— Жизнь скоротечна, — проговорил принцепс едва слышно и поднёс к губам золотую чашу, увитую цветочными узорами, — наши дни кончаются так же быстро, как вино в кубке…

Клавдий задумался и долго молчал, затем устало махнул рукой, показывая этим, что у него нет больше желания говорить. Гул голосов понемногу опять наполнил зал. Где-то падали со стола кубки и подносы, гремя о каменные плиты пола. Где-то смеялись женщины. Где-то хлопали ладоши.

Антония видела, что принцепс сильно опьянел. Его глаза наполнились слезами, только что кипевшая в них злость сменилась апатией.

Из-за тяжёлого занавеса к Клавдию скользнула мужская фигура, закутанная в пурпурную тогу.

«Нарцисс, — Антония с первого взгляда узнала в человеке главного тайного помощника императора. — Принёс новости о Мессалине».

Нарцисс наклонился к уху императора и что-то шепнул.

Антония жадно вглядывалась в губы Нарцисса, стараясь угадать его слова.

— Что ты сказал? — переспросил Клавдий, чуть повернув голову.

— Валерия Мессалина умерла. Только что. Покончила с собой. Я передал ей твоё повеление прийти во дворец, но твоя супруга ответила, что после всего совершённого ею она не смеет появиться перед тобой. Стыд не позволяет ей, так сказала она.

— Умерла? — переспросил Клавдий, устраиваясь на локте.

— Она закололась, — коротко пояснил Нарцисс. Он вспомнил, как залитая слезами императрица забилась в угол и никак не могла решиться ударить себя ножом. Он вспомнил, как он схватил Мессалину за волосы, запрокинул ей голову, обнажив красивую шею, и проткнул эту шею коротким гладиаторским мечом.

— Умерла, — повторил Клавдий. — Что ж, я только что говорил о том, что жизнь скоротечна…

— Я соболезную тебе, владыка, — Нарцисс низко склонил голову.

Антония увидела, как по его лбу скатилась крупная капля пота.

* * *

Антония вернулась в свой дом около полуночи. Ей удалось ускользнуть из дворца, когда гости только стали по-настоящему входить во вкус веселья. Клавдий окончательно опьянел, лежал неподвижно, глядя перед собой, и лишь иногда он вздрагивал всем телом и слабо отмахивался отяжелевшей рукой от какого-то видения.

Антония остановилась во внутреннем дворике своего дома.

— Ты велела мне прийти, благородная госпожа.

Перед ней вылепилась из темноты мощная фигура гладиатора.

— Теций?

— Я.

Она услышала его запах. В темноте белела наложенная на предплечье повязка.

— Я давно мечтала встретиться с тобой, Теций, — Антония шагнула к мужчине и положила руки на его выпуклую грудь. Он был в тонкой тунике. Сквозь ткань чувствовался жар его тела.

— Говорят, гладиаторы любят так же хорошо, как бьются на арене, — проговорила женщина. — Я устала, меня одолевают страхи, я хочу, чтобы ты был сегодня со мной. Охрани меня от моих дурных снов. Я щедро одарю тебя.

— Я сделаю всё, что ты захочешь, госпожа.

— Я хочу, чтобы ты взял меня прямо здесь, на траве, в темноте… А после мы перейдём в мою спальню…

Под утро, едва успев уснуть после изнуряющих ласк, Антония вдруг резко пробудилась, будто отшатнувшись от развергнувшейся перед ней бездны. Некоторое время она сидела неподвижно, вслушиваясь в себя и в разлившуюся по дому тишину. Рядом вытянулось могучее мужское тело. Теций лежал на животе, уткнувшись лицом в подушки, и громко сопел. Его дыхание напоминало рык сытого льва. Кровать была запачкана в некоторых местах кровью, вытекшей из-под повязки. Антония протянула руку и дотронулась до крепкой шеи Теция.

«Как зыбка наша жизнь. Такая мощь в этом мужчине, но одним ударом тонкого клинка в горло или в сердце можно разрушить всю эту мощь. Останется только тяжесть тела, груда мышц и костей… Как хрупка наша жизнь и как непредсказуема».

Антония осторожно вытянулась на спине и погладила себя по животу, пытаясь успокоить учащённое сердцебиение. Её тонкие пальцы пробежали вверх, зацепили напряжённый сосок и остановились там, где возле ключиц образовывались нежные углубления.

«Он так властно целовал мою шею…»

Она закрыла глаза.

«Шею… Он поддерживал меня рукой за шею, и я почти плыла…»

Она вздрогнула и опять испытала холодный укол ужаса.

Что-то бродило в её памяти… Что-то неясное… Что-то не из этого мира… Антония вдруг всхлипнула.

«Почему меня всегда что-то преследует? Венера, величественная мать любви, за что боги мучают меня? За что насылают на меня злых демонов? Кто-то пугает меня… Или это кто-то предостерегает? Но кто? И от чего?»

Её глаза опять закрылись, и женщина незаметно погрузилась в сон.

Она увидела себя на каменной лестнице под угрюмыми серыми сводами. Этот дворец ничем не напоминал просторные и светлые дворцы Рима. Вдоль коридора в специальных креплениях торчали факелы, от их пламени по стене тянулись вверх жирные следы копоти. Между факелами висели раскидистые оленьи рога и щиты с гербами.

Антония прошла по коридору в открывшийся перед ней зал и остановилась. На полу лежала, как сломанная тряпичная кукла, женщина в изодранном платье, испачканном кое-где кровью. У крохотного окна с цветными стеклами стоял спиной к Антонии мужчина в странной облегающей одежде.