Волки и волчицы - [4]

Антония увидела себя, вытянувшуюся на животе и безвольно бросившую голову между малиновых подушек. Сзади к ней привалился широкоплечий Валерий. Рядом сидела рабыня и гладила её по черноволосой голове.

Напротив неё, по другую сторону стола, разорвав на себе одежду, томно раскинулась танцовщица Цециния. По её густо покрытому белилами лицу стекала краска с бровей и ресниц. Тучный Марцел, забросив собственную тогу до пупа, сильно толкал Цецинию между её широко разведённых ног.

Плывя над столом, взор Антонии поднимался над грудами угощений и приближался к мозаичному потолку, где на фоне цветистого пейзажа были изображены танцовщицы и акробаты. Плавно Антония выскользнула из шумного пиршественного зала в прямоугольный двор, обрамлённый колоннадой. За колоннадой располагалось множество комнат: столовые различных размеров, спальни для дневного и ночного отдыха, библиотека с деревянными ящичками в стенах, где хранились пергаментные свитки. Наконец движение тёплого воздуха пронесло Антонию через таблинум — рабочий кабинет мужа — и вывело в галерею, уставленную мраморными статуями и бюстами божеств. Там она зависла перед небольшим помещением, где вдоль стены на полках были расставлены восковые маски усопших предков Траяна Публия. Восковые лица шевелились, разговаривая друг с другом и совсем не смущаясь присутствия перед ними живой женщины.

Внезапно что-то сильно рвануло её в сторону и стремительно протащило через всю колоннаду. Антонии показалось, что там, несмотря на шум застолья, царила тишина. На ступенях лежал мужчина, уткнув голову в траву. Вся одежда на плечах была темна от крови.

В следующее мгновение её взгляд возвратился в пиршественный зал. Горячий поток залил её изнутри, Антонии почудилось, будто нечто широкое и длинное, как хобот слона, стало вылезать из неё, увлекая за собой все её внутренности, затем между ног стало свободно, тяжесть сошла с тела.

— Клянусь Геркулесом, у тебя чудесная жена, Траян, — закричал Валерий возле самого уха Антонии, она чувствовала прикосновение его щеки. — Если тебе угодно развестись с ней, то я с огромным желанием возьму её в жёны!

— Ужели тебе не хватает рабынь? Впрочем, если ты хочешь взвалить на свои плечи множество забот, тогда женись! На ком угодно женись, хоть на ней, — ответил Траян. — Мне же больше по душе свободное существование.

Антония открыла глаза и увидела своего мужа на спине. Под головой у него покоилось несколько мягких подушек. Взгляд Траяна блуждал, не в силах сфокусироваться на чём-нибудь одном. Между его ног лежала лицом вниз Цециния, выставив голый зад, по которому елозил толстыми губами Марцел. Вокруг, обмениваясь пьяными поцелуями, обнимали друг друга остальные гости.

— Ладно, мне пора освободиться от лишнего вина, — забормотал Траян, отталкивая от себя Цецинию, — оно слишком булькает во мне, я слышу этот подлый немузыкальный звук.

Он выбрался из-за стола, одёргивая тогу, и направился, сильно раскачиваясь, в сторону сада. Откинув занавес, он шагнул в темноту. За общим шумом не было слышно, как он оступился и упал, яростно проклиная своих рабов за то, что их не было под рукой в нужную минуту.

Прошло лишь несколько мгновений, и он опять появился среди колонн, но выглядел он совершенно трезвым, хотя глаза округлились больше прежнего. В его руке был зажат тонкий длинный клинок. На руках и одежде виднелись красные пятна.

— Все ко мне без промедления! — закричал он истошно. — Слуги! Кто стоит у входных дверей?! Здесь убит Маркус Юний! О боги!..

* * *

Перемахнув через ограду, Теций долго бежал, не останавливаясь, и свалился без сил где-то в тёмном проулке на окраине города. Несмотря на поздний вечер, Рим шумел, слышался стук копыт, скрип колёс, безудержная брань возниц, громкий пьяный смех. Прислушиваясь к звукам ночной жизни, можно было решить, что Рим не знает, что такое сон.

Восстановив дыхание, Теций поднялся на ноги и, чувствуя дрожь в коленях, побрёл наугад. Кто-то толкнул его локтем в бок, затем ударили коленом, из окна второго этажа перед самым носом Теция на дорогу выплеснулись помои. Вскоре ноги его полностью покрылись жирной грязью.

— Эй, здоровяк, побереги голову! — послышался голос справа, и перед Тецием ухнуло на землю толстое бревно, сброшенное с крыши вместе с кусками тяжёлой черепицы.

— Ты, быть может, слепой? — остановил кто-то Теция за локоть. — Почему не смотришь перед собой? На твоём пути столько смертей, сколько раскрытых окон. Отовсюду могут вылететь горшки и кувшины. Ты только взгляни на трещины, которые они оставляют при падении на мостовой!

Теций сосредоточенно поглядел на говорившего. Это был коренастый мужчина с крепкими руками и жилистой шеей. Его глаза сверкали в темноте, как два угля.

— Я вижу, ты чем-то сильно озадачен, — проговорил незнакомец, — а в таком состоянии ты можешь сделаться лёгкой добычей ночных разбойников. Или ты не знаешь, что этот город, такой роскошный днём, ночью погружается в полнейший мрак, где правят кинжалы?

Римская империя всегда славилась своими ворами и грабителями, и разбойники, дабы чувствовать себя увереннее, сходились в огромные отряды, наводившие ужас на обычных граждан. Преступность была столь высока, что в своё время император Тиберий был вынужден выслать войска против разбойничьих отрядов в Сардинии. Но справиться с бандитами не удалось, их не пугали даже самые страшные казни. Грабежи нередко совершались прямо перед воротами города, хотя в самом Риме, конечно, разбойничали не крупные отряды, а шайки человек в пять-шесть.