Волки и вепри - [91]

— Я не сведущ в ни законах, ни в том, кто с кем спит, — ледяным голосом сказал Хаген, — пусть скажет тот, у кого больше прав на руку дочери Радорма. А учёный человек пусть подтвердит.

Тогда Кьяртан наконец-то открыл лицо, сорвал чужую бороду, вернул её Торкелю и вышел к алтарю. Туда же Лейф подвёл Вальдера Слепого. Братья с Конопляного Двора, сыновья Лейфа Чёрного, внуки Миккеля Снорри, стали, не таясь, против всего мира. Столь разные, столь схожие. Улыбки играли на лицах. Но если торжество в улыбке Кьяртана было светлым и счастливым, то Кривой Нос и улыбался криво, мрачно и жёстко.

Толпа загудела пожаром. Слова пахли гарью. Взоры пылали гневом.

А на глазах Альвдис блеснули слёзы.

Кьяртан же заметил золотое колечко с изумрудом у неё на пальце. То самое колечко.

— Сыновья Лейфа Чёрного! — прогудел, ухмыляясь, Радорм. — Кто бы мог подумать, что вы ещё ходите по земле. Солгу, коли скажу, что рад вас видеть.

— Надеюсь, ты не станешь слишком горевать по смерти Оспака Рябого, — ровным голосом сказал старший из Лейфсонов. — Мы же живы, здоровы и пришли получить своё.

— Так в чём же дело, вы, нищеброды? — вскинулся Лафи Хвост. — Что за причина?!

Люди подивились тем словам: все знали, что братья с Конопляного Двора не слишком богаты, но сейчас перед собранием стояли люди, одетые вовсе небедно. Лейф сказал:

— Первая причина та, что сама невеста против замужества.

— Так ли? — спросил Радорм прежде Идмунда годи. Строгим был отчий голос, суровым — взор, но Альвдис не сробела. Сперва молча кивнула, затем выговорила как могла твёрдо:

— Истинно так, батюшка, и тебе то ведомо.

— Это не очень важная причина, чтобы разрывать помолвку, — вмешался Лёрмунд, отец Лафи.

— Вторая причина покажется благородным отцам поважнее, — улыбнулся Вальдер, бестрепетно глядя незрячими глазами в глаза Радорму. — Скажи, йомфру Альвдис, разделила ли ты ложе с кем-либо до помолвки с сыном Лёрмунда?

Сын Лёрмунда скрипнул зубами, когда Альвдис повторила:

— Истинно так.

— Здесь ли твой избранник? — спросил Вальдер с едва заметной насмешкой в голосе.

— Истинно так, — в третий раз молвила Альвдис.

— Укажи нам на него, — попросил Вальдер.

Альвдис указала на Кьяртана. Слепой продолжал:

— Все наши обычаи говорят, что тот, кто первым разделил с девой ложе и люб ей, имеет преимущественное право на её руку, — и добавил не без ехидства, — как и на её приданое.

— Обычай — ещё не закон, сын кузнеца, — осторожно заметил Идмунд.

— Третья причина имеет к закону более близкое отношение, — Вальдер повернулся на голос годи, и тот вздрогнул, встретившись с голубой бездной застывших вод в глазах Слепого. — Пусть Кьяртан Лейфсон и Альвдис Радормсдоттир подтвердят, что обменялись клятвами, или опровергнут это. Коли обманут, богиня Вар, хранительница клятв, покарает их.

Кьяртан и Альвдис подтвердили, и земли не поглотила их, и небо не обрушило на них громы и молнии. Из чего добрые люди заключили, что — да, молодые обменялись клятвами верности.

— Теперь скажи, сын Лейфа, — уточнил Вальдер, — уплатил ли ты любовнице «утренний дар»?

Кьяртан взял Альвдис за руку — от такой наглости челюсть у Лафи отвалилась — и снял с её пальца золотой перстень с изумрудом. Поднял его над головой, показал всем охочим:

— Вот мой «утренний дар» дочери Радорма Дромунда!

Люди озадаченно переговаривались, пожимали плечами, недоверчиво прицыкивали языками. Отец же невесты бросил через губу:

— Это ничего не значит. Думается мне, вы это выдумали, чтобы расстроить свадьбу, и втянули мою доверчивую дочь в эту гнилую затею. Кто может подтвердить ваши слова?

— А кто мог бы подтвердить ваши слова? — спросил Вальдер. — Кому вы поверили клятвы, кроме друг друга и богини Вар?

— Марган годи с Курганов мог бы, — тихо проронил Кьяртан. Улыбка его потускнела.

— Марган помер весной! — ухмыльнулся Радорм. — Как же мы его расспросим?

— На языке мёртвых, — сказал Хаген, указывая на юг.

Теперь ухмылка сползла с лица Радорма Дромунда весенней грязью. За воротами храма отчётливо гремели копыта. Привратники засуетились, порыв ледяного ветра ударил человеческое поле, прогремело:

— СПАТЬ!!!

Стражи рухнули, как скошенные стебли, зашлись могучим храпом. Пришелец соскочил с коня, перешагнул беспамятные тела. Он был похож на древнее языческое божество — высокий, широкоплечий, чернобородый; лицо скрывала надвинутая шляпа, на плечах вился кровавый плащ, и чёрный ворон торжествующе взмахивал крыльями, и люди потом клялись, что слышали карканье. Земля дрожала от поступи чужака. В одной руке он держал мешок, а в другой — чёрный меч. Сзади тащился Скулли Сигурдсон с каменной лопатой-кельтом наперевес.

— Это ещё что за выходки!? — напустился на пришельца хозяин Вархофа.

— Погоди, побереги священный гнев, — усмехнулся Хаген, — выходки начнутся сейчас. Когда заговорит Марган годи, твой собрат по ремеслу.

Хравен вложил меч в ножны и достал из мешка человечью голову. Не гнилой кусок плоти, не изъеденный червями череп — самую обычную голову, с волосами, бородой, белой кожей и всем, чем положено. Только и того, что отдельно от тела. И глаза закрыты.

— Признаёте ли, добрые люди, Маргана годи?! — взревел Хравен.