Волки и вепри - [17]

— Братец Ворон имеет в виду, — нетерпеливо перебил Хаген, — что нашей чаровнице необходима жертва. Щедрая жертва, чтобы к её Тивару возвращалось сознание и рассудок. И, как я понял, этого едва хватает на час. На час до рассвета. Причём, верно, не ошибусь, если скажу, что она колдует победу своему избраннику, поёт глима-гальдры[17], чтобы Яльмар не побил брата, как это однажды случилось. Такие случайности ей ни к чему…

Хродгар остановился у окна, тяжело покрутил головой:

— Не могу поверить.

И глухо повторил, наливаясь кипящей яростью:

— Не могу поверить, что эта женщина ради часа с любовником обрекает город гибели. Целый город, в котором её любовник был королём. Прав, о, как же прав был Фрости Фростарсон, когда говорил, что нет на свете большей мрази, чем конунги! Тысячу, десять тысяч раз прав. Эта женщина хуже любого драугра — так пить кровь своего народа. Боги, боги…

— Если мы всем расскажем — её порвут в клочья, — усмехнулся Торкель.

— И кто нам поверит? — грустно улыбнулся Лейф. — Скажут — наветы наводите на любимую нашу королеву. Тут не любят викингов! И пусть в народе шепчутся, что, мол, Фрейя Коллинга носит своё прозвище не столь из-за красы, сколь из-за чародейства своего, наше слово тут дешевле ломанного эйрира. А Сельмунд и так наверняка знает.

— Сдаётся мне, что так оно и есть, — кивнул Хаген, — хотя мы это ещё проверим. Однако вернёмся же к нашим баранам… то бишь королям-драуграм. Как я понимаю, снять заклятие можно, лишь удовлетворив волю братьев. Помочь Тивару мы не можем, а что до Яльмара? Могу заложить голову, что знаю, какова его последняя и единственная воля.

— И это нам поможет устранить королеву, — хрипло рассмеялся Хравен. — Придётся мне с ним потолковать — уж его-то, думается, дважды звать не придётся! Пока старший Хорсесон будет занят Её Величеством, мы с вами побеседуем с младшим. Когда на курганах поднимется туман, вы все мне понадобитесь. Чем меньше мне придётся отвлекаться на худородных драугров, тем скорее расправлюсь с драугром благородным.

Помолчал, ковыряя пером в зубах, и добавил:

— А коли так случится, что Яльмара постигнет неудача, мы вернёмся во дворец и доведём дело до кровавого, но милого моему сердцу завершения.

— А ребёнок? — напомнил Лейф.

— Какой ребёнок? — не понял Хродгар.

— Кольгрим. Сын Тивара и Хейдис. Наследник престола.

— Ну и что, что Кольгрим? — удивился Торкель. — Сельмунд и дальше будет его опекать…

— Не будет, — покачал головой Хродгар. — Ему семь зим, он уже не сущеглупый кутёнок, который всё забудет. У него не та кровь, не те предки. Сельмунд его не заморочит. Мне было девять, когда убили моего отца. Я всё помнил и ничего не простил.

— Это не наши трудности, — бросил Хравен раздражённо, — это возня регинфостри.

— Напомним ему об этом, — сказал Хаген.

У него в груди залегла хладная гадина недоброго предчувствия. Сводило пальцы на правой руке. Убивать детей ему ещё не доводилось.

— Солнце почти на юго-востоке, — Хродгар выглянул в окно, щурясь на яркий свет, — пора бы нам наведаться к Сельмунду сыну Сигмунда.

И добавил:

— А Хейдис Ведьме Коллинга скажем, что мы пока думаем. Нам спешить некуда.

Когда Хродгар и Хаген пришли на приём к Сельмунду, тот беседовал с каким-то бородатым господином средней важности — то ли купцом, то ли помощником советника. Увидев викингов, заметив, какие у них решительные и нехорошие лица, Сельмунд извинился перед посетителем и попросил его зайти через полчаса. Нет, лучше через час.

И едва за ним закрылись двери, Хродгар обвиняюще ткнул пальцем в регинфостри:

— Твоя Хейдис — ведьма!

Тот покосился на хёвдинга и без того косым глазом:

— Ты чего орёшь?

— Говорю, что твоя Хейдис — ведьма, — повторил Хродгар тише.

— А. Это. Ну… — пробормотал Сельмунд растерянно. — Да они все такие. Женишься — поймёшь.

— Не совокупляйся с содержимым моего черепа, — Хродгар рывком подтянул кресло и уселся без приглашения, Хаген последовал его примеру.

— Сдаётся, ты не всё нам рассказал, добрый хозяин, — заметил он, — как нам после этого с тобой работать? Это ведь ты послал дворецкого к Хейдис той ночью, не так ли?

— Хотел удостовериться. А что мне было, — нахмурился Сельмунд, — сразу нанять вас для убийства собственной супруги? Да это, наверное, и не поможет.

— Не поможет, — кивнул Хаген, — хотя убить её всё равно придётся.

— Вчера вечером, — добавил Хродгар, — я имел с ней приятнейшую беседу…

— О том мне ведомо, — вяло отмахнулся Сельмунд. — Предлагала отступиться?

— За три тысячи гульденов, — кивнул Хродгар.

— И что вы решили?

Хродгар и Хаген переглянулись. Вождь произнёс:

— Ей сказали — подумаем. Тебе скажем — мы сделаем то, на что подрядились. Хотя и придётся повозиться. Всем нам. Скажи, достойный сын Сигмунда: зачем ты поддержал восстание Яльмара Молчуна против его брата-конунга?

Сельмунд ответил не сразу. Молча переводил взгляд с одного викинга на другого, нехорошо прищурившись. Затем снял с шеи перстень с королевской печатью:

— Кольцо власти должен носить истинный конунг. Оно слишком тяжёлое для простого человека. Тивар не был истинным конунгом. О, знали бы вы, как мне опротивели эти благородные детки! Знали бы вы, как мне надоело искать серебро для казны. Для всех этих придворных лизоблюдов, слуг, музыкантов, бездельников-стражей, шлюх, конюхов, псарей, ловчих, советников, их помощников и помощников их помощников… Яльмар был куда скромнее в своих запросах. У него не было нужды в столь великолепном дворе. У него, как и у его деда Тидрека Погибель Кораблей, у прадеда Бранда Кровавая Секира, была нужда в сильном войске, быстрых кораблях и богатой державе. Мы часто о том беседовали.