Волки и вепри - [12]

— А он с этой, рыжей Эрной, дочкой дворецкого, — простодушно пояснил Бьярки.

Тут дверь открылась, и в покой ввалился Торкель с довольной ухмылкой, а следом — упомянутая Эрна, румяная и смущённая. Эрна сказала:

— Госпожа Хейдис желает видеть Хродгара хёвдинга и говорить с ним.

— Прямо сейчас? — озадаченно нахмурился Хродгар.

— Истинно так, — кивнула Эрна. И добавила, — в её личных покоях. Наедине.

Викинги многозначительно переглянулись. Не сдержали ржания, которому позавидовали бы самые громогласные из коней. А Эрна глянула назад, потом притворила дверь и тихо сказала:

— Вы хотите положить конец колдовству? Тогда мне есть, что вам поведать.

— Тогда будь добра, поведай, — велел Хродгар, надевая плащ — в замке по вечерам было зябко, — а я скоро вернусь. Ну — надеюсь, что скоро.

4

— Богатый подарок не всюду сгодится, — с умным видом проговорил Торкель, обнимая девушку, — часто за меньший желанное купишь![12]

— Ты не самый щедрый из волков моря, — дочь дворецкого щёлкнула его по носу.

— Мы будем щедрее, коль в этом всё дело, — заверил Лейф. — Но скажи-ка, ты ли та самая Эрна, дочь Эрнгарда, чей отец служил тут дворецким и которого не так давно нашли мёртвым?

— Истинно так, — кивнула рыжая. — Но откуда ты…

— Стражники болтали, — отмахнулся Лейф. — Мы не знали твоего отца, но сожалеем о твоей утрате. Каждый из нас терял близких.

— Благодарствую.

Голос у девушки был глубокий и чуть ниже, чем обычно у девиц её лет. И — ровный, как озёрная гладь. Холодные блики мерцали в светло-серых глазах. Округлое личико не выражало никакого волнения, никаких сильных чувств. Она отлично владела собой. Однако Хаген, да и не только он, заметил, как она вцепилась пальцами в позолоченную безделушку, подарок Торкеля.

— Наверное, не ошибусь, — мягко, как мог, проговорил Хаген, — если скажу, что ты не просто так подарила улыбку нашему лоботрясу нынче поутру? Думается мне, ты быстро соображаешь, куда быстрее… хм… — бросил взгляд на слегка озадаченного Волчонка и уверенно закончил, — быстрее многих. И Волчонок таки попался!

Все сдержанно рассмеялись, а Торкель накрыл пальцы девушки ладонью.

— Расскажи им, Эрна, что говорила мне, — ласково прошептал на ухо дочери мёртвого дворецкого. — Им ты можешь верить больше, чем мне самому, — и неожиданно добавил, — мы здесь такие же чужаки, как и ты.

— Даже если ты, служанка королевы, действуешь по её воле и выполняешь некий её замысел, — нехорошо улыбнулся Хаген, — всё равно — говори. Не бойся. Бояться будем после. Все вместе. А ты, Бьярки, не зевай тут, как снулая стерлядь, а стань снаружи у дверей. Чтобы те уши, коими обросли здешние стены, свернулись рожком от твоей свирепой морды.

Бьярки зевнул, взял секиру и вышел за дверь. Он привык слушаться Хагена, когда сам Хродгар хёвдинг не мог отдать приказа. Они все привыкли.

— Ну, липа перстней? Мы внимаем.

Эрна какое-то время молчала. Так долго молчала! Целых полгода, с тех пор, как её отец лёг на погребальный костёр. Никому — ни слова. Даже матушке — но та обезумела после смерти Эрнгарда, перестала узнавать собственное дитя. Она просто не поймёт, а прочие — не поверят. А коли поверят… кто вспомнит рыжую дочку Эрнгарда дворецкого? Кто станет плакать?

И — кто поднимет руку на зеленоокую ведьму?!

— Верно ты подметил, юноша с черепом на перстне, — проговорила Эрна, глядя в глаза Хагену, — я не просто так обратила внимание на Торкеля, хотя и желала бы, чтобы мы познакомились в иное время, в ином месте. Долго я ждала, долго молилась богам старым и новым, чтобы они послали надёжных людей в Гримсаль. Вы, честно признаюсь, не кажетесь надёжными, но, видимо, таковы забавы богов.

Эрна вздохнула, собираясь с духом, как пловец перед заплывом. Викинги — шутка жестоких северных богов — ждали. Девушка коснулась кружки с водой в руке Торкеля, смочила губы. И — отважно нырнула в горький поток памяти. Спрыгнула с утёса благоразумия.

— Меня сделали эскмэй Хейдис Брокмарсдоттир незадолго после её приезда в Гримсаль и пышной королевской свадьбы. Батюшка думал, что это большая удача для девчонки — прислуживать самой королеве. Да я и сама так считала. Даже после той резни… четыре года назад. Я тогда дивом уцелела. Присматривала за малышом Кольгримом. Повезло? Ну, наверное. Пережили худо-бедно тяжёлые времена? Вот это вряд ли.

Пока тяжёлое время тебя самое не прихлопнет сапогом — походя, как букашку, как палый лист, — то полагаешь, что всё не столь плохо, и счастливо себе живёшь-поживаешь. Эрнгарда дворецкого вот так и накрыло. Словно невзначай. И никто не заметил.

Я, Эрна служанка, не в счёт.

Я — никто.

Бритоголовый великан с побережья явился без промедления. Безмолвные Белые плащи затворили за ним дверь, и королева осталась с викингом наедине. В своих покоях. Собственных. Многороскошных. На третьем ярусе дворца. Таинственно мерцали в полумраке свечи, страстно шептало в очаге пламя. Хейдис сидела в мягком кресле, облачённая в тени тончайшего шёлка, закинув ногу на ногу. Призывно белели крутое бёдро, точёная голень. У юноши дрогнуло левое веко. Вожделение? Отвращение? «Странная смесь», — отметила Хейдис.

Викинг поклонился в пояс, заложил за ухо светлую прядь.