Волк среди волков - [40]

— Это, может быть, неправда, барыня. Не все то правда, что рассказывает фрау фон Анклам.

— На этот раз правда, — шепчет фрау Пагель. — Кто-то видел извещение, когда его вывешивали, и сообщил Беттине. Сегодня, в половине первого.

Она подняла голову, поискала что-то глазами на стене. Потом опомнилась, и взгляд нашел часы, которые она искала, на руке.

— Уже половина второго! — огорчилась она. — А письмо так долго лежало в передней, я могла бы узнать вовремя…

Истинное страдание во всем находит пищу, даже в том, что противно здравому смыслу. Мысль, что она не узнала вовремя, что в половине первого не могла сказать самой себе: «Сейчас они вступают в брак», — еще усилила горесть фрау Пагель. Слезы текли по ее щекам, губы дрожали, она сидела, смотрела на свою Минну и говорила:

— Вот и незачем больше ставить ему прибор, Вольф ушел окончательно, Минна. Ах, эта ужасная женщина… и ее теперь будут звать фрау Пагель, как меня!

Ей вспоминался путь, который она прошла под этим именем. Сперва стремительный, торопливый бег под цветущими деревьями. Потом долгие, бесконечно долгие годы возле мужа-паралитика, который, все больше отчуждаясь, спокойно и радостно писал картинки, в то время как она металась в погоне за здоровьем для него, когда он, казалось, больше уже и не желал здоровья. Наконец пришло воспоминание о пробуждении, о вновь восставшем, о человеке с седыми висками, который погряз в пошлейшем волокитстве и, постыдно кончив жизнь, был мертвым внесен в ее дом…

Каждый шаг по этому долгому пути давался ей так трудно, что ни год, то новые заботы; страдание делило с нею ложе, горе тенью ходило за ней. Но зато она стала фрау Пагель, превратилась из обманчиво прелестной юной девушки в крепкую женщину, которая ныне и навеки зовется фрау Пагель. Она и за гробом будет Пагель; невозможно, чтобы бог уготовил ей иную долю, чем быть всегда фрау Пагель. И все это тяжело завоеванное, это преображение, которое было мучительным врастаньем в свое призвание, все это брошено под ноги молодой девчонке, как будто оно ничего не стоило. Распутство их соединило, а теперь и связало.

«Куда ты пойдешь, туда и я пойду, и где ты будешь жить, там и я буду жить. Твой народ — мой народ, и твой бог — мой бог. Где ты умрешь, там и я умру и погребена буду. Пусть то и то сделает со мною господь, пусть и еще больше сделает; смерть одна разлучит меня с тобой» [Библия, книга Руфи, гл.1]. — Да, так сказано в древней повести, но они-то об этом ничего не знают. Фрау Пагель — это не имя, это судьба! А они вывешивают извещение: назначают расписаться в половине первого — и вся недолга!

Минна говорит то же самое — ей в утешение, но говорит правильно:

— Они же только распишутся! Это, барыня, не в церкви венчаться!

Барыня выпрямилась, спросила с горячностью:

— Не правда ли, Минна, вы тоже так думаете? Вольфганг решился на это не по-настоящему, он это делает только потому, что девчонка его принуждает. Для него расписаться тоже еще не все. Он не хочет причинить мне горе.

— Дело в том, — разъяснила неподкупная Минна, — что расписаться-то обязательно, а в церковь можно и не ходить. С деньгами у него туго, у молодого барина.

— Да, — сказала фрау Пагель, услышав только то, что было ей на руку. А что легко завязывается, то так же легко и развязывается.

— Молодому барину, — сказала Минна, — всегда слишком все легко доставалось. Он понятия не имеет, как бедный человек зарабатывает деньги. Сперва вы баловали его, барыня, а теперь эта девочка. Многие мужчины таковы — всю жизнь им нужна нянька. И чудно: всегда они ее находят.

— Деньги! — подхватила старая дама. — Едва ли будут у них деньги. Девчонка пустая, любит одеться… Что, если нам дать ей денег, Минна?

— Она отдаст ему, барыня. А он их проиграет.

— Минна! — вскрикнула в ужасе фрау Пагель. — Какие у вас мысли! Вольфи же не будет больше играть теперь, когда он женился! Могут появиться дети.

— Они и раньше могли появиться, барыня, это до игры нисколько не касается.

Барыня не пожелала услышать этих слов, она воззрилась через стол на пустой прибор.

— Уберите же наконец со стола, Минна! — закричала она. — Не могу больше все это видеть. Я тут ем голубей… а он женился! — Она снова всхлипнула. — Ах, Минна, что же мы сделаем? Не могу я тут сидеть в четырех стенах, как будто ничего не случилось! Что-то надо же сделать!

— Может, пойдем к ним туда? — спрашивает осторожно Минна.

— Пойдем? Мы? А он к нам не идет?! И даже не написал, что женится?! Нет, это совершенно невозможно!

— А мы сделаем так, как будто мы ничего и не знали!

— Чтоб я лгала перед Вольфом?! Нет, Минна, мне такие штуки не к лицу. Достаточно того, что я вижу, как ему ничего не стоит солгать мне… Нет!

— А если мне сходить туда одной? — спрашивает Минна так же осторожно. Меня они привыкли видеть у себя, и для меня чуточку соврать не такое уж большое дело.

— Очень жаль, Минна, — отрезала фрау Пагель. — И напрасно вы этим хвалитесь!.. Ну, я пойду полежу немножко, страшно болит голова. Принесите мне еще стакан воды принять таблетки.

И она прошла в комнату мужа. На минуту она остановилась перед портретом молодой женщины, может быть, подумала: «Как я любила Эдмунда, так она его любить не будет. Они еще разойдутся, и очень, очень скоро».