Волк с Уолл-стрит 2. Охота на Волка - [29]

Я хотел продолжить свой рассказ, но тут Ублюдок сказал:

– Вот удивительно – после всего сделанного вами вы по-прежнему считаете продажу мороженого нарушением закона!

Он пожал своими ублюдочными плечами.

– Большинство людей сказали бы, что это вполне честный способ для мальчика заработать пару баксов.

Интересно… Ублюдок затронул очень сложный вопрос: а что такое, собственно, «нарушение закона»? В былые времена практически все, кого я знал (как мои ровесники, так и взрослые), считали мою незаконную торговлю мороженым абсолютно законной. Меня все восхваляли. Но истина заключалась в том, что я, конечно же, действовал незаконно, потому что торговал без лицензии.

Но были ли мои действия действительно преступными? Может быть, некоторые законы просто не стоит соблюдать? В конце концов, мы ведь всего лишь пытались честно заработать немного денег, не так ли? Мы вообще-то облегчали тысячам жителей Нью-Йорка пребывание на пляже, так как в противном случае им пришлось бы долго идти назад по деревянной дорожке (где, кстати, очень легко было засадить занозу в босую ногу) и стоять в очереди к киоску, в котором хозяйничал подросток такого мрачного вида, что он, скорее всего, плевал в еду покупателей, как только они отворачивались. Так что вполне можно было доказать, что мы с Элиотом занимались «хорошим» делом, несмотря на то, что формально мы нарушали букву закона.

– Ну, если в двух словах, – сказал я Ублюдку, – то мы действительно нарушали закон. Мы торговали без лицензии, и хорошо это или плохо, но это считается мелким правонарушением в штате Нью-Йорк. Кроме того, мы также были виновны в уклонении от налогов, потому что зарабатывали по двадцать тысяч за лето, но не указывали ни одного цента в декларации. Мало того, когда мне исполнилось восемнадцать, я начал продавать еще и ожерелья из ракушек. Я подумал: если уж я все равно хожу по пляжу и продаю мороженое, то почему бы не заполнить еще и пустующую нишу на рынке украшений?

Я пожал плечами с видом опытного капиталиста.

– И я отправился на ювелирную биржу в Челси, купил пару тысяч ожерелий из ракушек и нанял ребят помладше, чтобы те ходили по пляжу и продавали их. На меня работали трое ребят, и они брали с клиентов по четыре доллара за ожерелье. А я их покупал по пятьдесят центов, так что даже после того, как я платил мальчикам по пятьдесят баксов в день, мне все равно оставалось двести долларов чистой прибыли. И это не считая денег за мороженое!

Но, конечно же, я не следил, соответствует ли мой товар стандартам, и не платил налоги. Я уж не говорю о том, что мои мальчики тоже торговали без лицензии. Так что теперь я не только сам нарушал закон, но я еще и развращал нескольких четырнадцатилетних мальчишек.

Я даже втянул в преступную деятельность свою мать. Она вставала в пять утра и мазала бублики маслом, а я продавал их – с девяти до одиннадцати утра, пока солнце не начинало палить и снова не возрастал спрос на мороженое. Кроме того, мы нарушали всевозможные санитарные предписания, касавшиеся приготовления пищи в несертифицированном месте, хотя моя мать всегда содержала свою кухню в исключительной чистоте и готовила исключительно кошерную еду. Так что я не думаю, что кто-то заболел.

Но, впрочем, все это было в духе старого доброго капитализма, так что я вообще-то на самом деле не нарушал закон. Это все было совершенно безвредно и заслуживало одобрения.

Я посмотрел на Ублюдка и улыбнулся.

– Как вы и сказали, Джоэл, это был совершенно честный способ для мальчишки заработать немного денег.

Я помолчал, чтобы дать им время обдумать мои слова.

– Я мог бы еще долго продолжать, но полагаю, вы меня поняли: все, включая моих законопослушных родителей, считали, что продажа мороженого – лучшее занятие в мире. Это занятие будущего предпринимателя!

Существует ли на свете добродетельное преступление? Когда я пересек черту со своим мороженым? В самом начале, когда стал торговать без лицензии? Или когда я нанял ребят помладше? Или когда мне стала помогать мать? Или когда я решил не платить налоги…

Я глубоко вздохнул и сказал:

– Поймите одно: никто, кроме социопатов, не начинает сразу действовать на темной стороне силы, надеюсь, вы понимаете, что я не социопат.

Все кивнули. А я сказал невероятно серьезным тоном:

– Проблема заключается в том, что вы теряете чувствительность к определенным вещам: вы чуть-чуть пересекаете черту и ничего не происходит, так что вы решаете, что можно сделать еще шажок, но на этот раз заходите чуть дальше. Это в самой природе вещей, что бы вас ни завораживало – само действие, или адреналин, или пусть даже вас ничто не завораживает, а вы просто как будто окунаете ногу в горячую-горячую ванну. Сначала вы не можете держать в воде даже один большой палец, потому что вам слишком горячо. Но через минуту вы уже погружаете все свое тело в воду, и она кажется вам прекрасной.

Когда я поступил в Американский университет, то все пошло еще хуже. Я начал встречаться с девушкой из очень богатой семьи, у ее отца был переплетный бизнес. Его звали Дэвид Рассел, и у него были миллионы. Можете не сомневаться, он тоже считал мою работу на пляже прекраснейшей выдумкой. Однажды, когда у него дома была большая вечеринка, он меня всем показывал и говорил: «Это тот парнишка, о котором я вам рассказывал!» А потом он просил меня рассказать всем, как я приезжал к шести утра к греку-дистрибьютору и набивал холодильники итальянским мороженым, а потом ходил по пляжу, продавал свое мороженое от лежака к лежаку и удирал от копов, когда те хотели поймать меня за то, что я торгую без лицензии. И, можете не сомневаться, все гости тоже были уверены, что я занимаюсь самим прекрасным делом, о каком они только когда-нибудь слышали. Они даже поднимали за меня тост. «Выпьем за будущего миллионера», – говорили все они.