Волк по имени Ромео. Как дикий зверь покорил сердца целого города - [93]

Окружной прокурор Гарднер позволил себе все же один красивый жест в адрес тех, кто знал волка. После того как судья Леви закончил зачитывать приговор, обвинение представило последнюю улику – ту, которая не имела прямого отношения к делу, но в то же время была для нас всем. Когда агент Френзел извлек содержимое большого черного пластикового пакета и раскинул на подставке, в зале раздался дружный возглас изумления. Мы увидели характерные, которые ни с чем не спутаешь, узоры проседи в районе челюсти, маленькие шрамы и отметины тут и там, участки серого цвета за передними лапами. Перед нами висела лишенная жизни оболочка волка, которого мы звали Ромео.

С ударом молотка дубленую шкуру унесли в холл здания, там в нескольких метрах от нее встал полицейский, охраняя улику. Мы собрались там, тихо переговариваясь и подходя по очереди, чтобы постоять рядом, провести рукой по его спине, заглянуть в невидящие глаза и прошептать последнее «прощай».

И хотя мы знали, что волка уже нет, только теперь мы ощутили всю боль слова «навсегда».

Судебное решение в отношении Джеффа Пикока принесло еще меньше удовлетворения. Несмотря на то что судья Леви изначально настаивал на том, что Пикок должен вернуться в Джуно, чтобы предстать перед судом лично, в итоге тот общался по громкой связи из Пенсильвании из-за проблем со здоровьем, которые, по нашему мнению, были преувеличены и как-то удачно совпали по времени с судебным заседанием. Изменение заявления обвиняемого, также обтяпанное Дэвидом Малле, подбросили в список дел, назначенных к слушанию в начале января 2011 года, причем сделав это настолько бесшумно, что большинство жителей Джуно даже не подозревали об этом, пока не прочитали сообщение в газете на следующий день. Осужденный на полтора года тюремного заключения с выплатой штрафа 13 000 долларов, Пикок в итоге был обязан выплатить штраф на общую сумму 2 600 долларов и возместить убытки. Плюс три года условного срока, лишение прав на охоту и рыбалку на Аляске на тот же период и выслушивание одного из мягких упреков судьи Леви[96].

Это был максимум возможного в рамках полномочий штата. Мы не дождались справедливости ни в отношении убитого волка и медведей, ни в отношении нас. Они вершили правосудие только в свой адрес и по своим правилам. Система позаботилась о себе, а нам оставалось сделать то же самое.

* * *

Конечно, мы горевали. И тогда, и сейчас. Боль захлестывала, когда мы гуляли по тем тропинкам, по которым ходили годами, украдкой пытаясь разглядеть в промелькнувшей тени знакомый силуэт, прислушиваясь, чтобы различить в шуме ветра далекий вой. Мы оплакивали его, потому что знали, что он потерян навсегда, ведь любое чудо когда-то кончается, а еще больше грустили из-за того, что каждый из нас, возможно, мог бы что-то сделать или не сделать. Может быть, какой-то маленький шанс, который был у каждого из нас, остался нереализованным: взял трубку звонящего телефона, вместо того чтобы выйти за дверь; отправляясь гулять в конкретный день, выбрал не ту тропу; да просто не вовремя остановился выпить кофе. Кто знает, что за действие и чье могло привести в движение миллион взаимосвязанных последствий, благодаря которым волк в итоге продолжал бы бегать по озеру целый и невредимый?

Что касается меня, то если спасение этого единственного волка давало хоть малейшую надежду на искупление, я явно потерпел фиаско. Гарри Робинсону, возможно, в большей степени, чем кому-либо из нас, являются призраки всего того, что он мог бы сделать. Его признание собственной вины звучит просто и безусловно: «Я подвел своего друга, – говорит он тихо. – Меня не было там, когда он нуждался в моей помощи»[97]. Наивная мысль, если верить, что любое самое маленькое действие каждого из нас могло спасти волка. Смерть Ромео, как и его шекспировского тезки, была обусловлена его природой и вызвана силами, неведомыми ни ему, ни нам. В конечном счете Гарри и все, кто любил Ромео, оказались одураченными фортуной.

Мы вынуждены были терпеть молчаливые покачивания головой, поучения и прямые насмешки тех, кто никогда его не знал, не понимал и никогда не сможет понять. «Просто волк, – говорили они, как будто он был ржавым грузовиком или кучей гнилой древесины. – Не зацикливайтесь, живите дальше». В одном язвительном комментарии, опубликованном в газете «Эмпайер», его автор отмечал: «…то, что Ромео в конце своей жизни стал дубленой шкурой, является «идеальным» примером утилизации природных ресурсов». Официальная версия событий – история, которую мы узнавали частями от властей, – ставилась нам в упрек. Мол, эти люди своей любовью довели волка до гибели, приманивали его, действуя бездумно и эгоистично, получив в итоге то, что и должны были. Я знаю некоторых официальных лиц из четырех разных организаций – двух учреждений штата и двух федеральных, – которые искренне верят в официальную версию событий, считают ее правдой. Я встречаю их в очередях в банке и магазине стройматериалов. Я могу поздороваться с кем-то из них или поболтать, а кого-то просто игнорировать. То, что они знают об этой истории, подтверждает очевидные для них вещи.