Волк по имени Ромео. Как дикий зверь покорил сердца целого города - [63]

Шрифт
Интервал

На спинке этой скамейки есть бронзовая табличка с изображением воющего Ромео. Нам хочется верить, что Луиза слышит его…

Хотя на тот момент в юго-восточном регионе и не планировалось никакой «выбраковки» волков, однако Джуно как столица штата была одновременно местом резиденции губернатора и расположения центральных офисов Департамента рыболовства и охоты. Нисходящие сверху концентрические круги преобразований не могли не затронуть мир Ромео. Местных противников волка лишь подстегнула агрессивная официальная риторика: «регулирование численности волков – это не просто разумное и ответственное планирование и управление ресурсами, но также сохранение дикой природы и защита наших семей». В общем, как ни крути, для самого известного на Аляске и самого доступного волка настали тяжелые времена. Его дружелюбная натура только раздражала и даже бесила тех, кто не видел никакой пользы в этих животных, особенно в таком странном существе, противоречащем их собственной злобной природе. Ромео, невольно ставший образцом добрых отношений между волками и людьми, теперь, как никогда прежде, рисковал быть уничтоженным за то, что подавал слишком хороший пример.

* * *

И вот я сидел в совершеннейшем разладе с самим собой и думал, что сказать Гарри или Джону. Я понимал мотивы обоих мужчин: Гарри проводил время с волком просто как со своим другом, в то время как Хайд реализовывал не только профессиональный, но и вообще свой редчайший в жизни шанс. Хайд, конечно же, делал все, что мог, чтобы защитить волка, пока он был с ним, ну а Гарри считал это своей важнейшей миссией. От них меня отличали только собственные соображения и вопрос меры. Я уверен, что для нас троих волк был скорее членом семьи, чем просто диким животным, но для меня он в первую очередь был живым, дышащим напоминанием о том, что я надеялся, да так и не смог спасти, одним из призраков моего прошлого.

Учитывая все, что нас объединяло, любой, вероятно, подумал бы: ну что тебе стоит подъехать к ним, катаясь на лыжах, и поболтать по-дружески, решив все проблемы. Но в отношениях между нами троими все было не так просто. Это покажется странным, но, несмотря на то что мы с Гарри были одними из первых, кто увидел волка в 2003 году, мы еще ни разу не встречались лично. По телефону мы беседовали не более четырех раз, и все в течение 2006 года, сравнивая свои впечатления от двойника Ромео и обсуждая другие моменты. Джона же я знал много лет, но мы редко общались, а когда это происходило, просто вели задушевные беседы, никогда не затрагивая тему черного волка. Между собой Гарри и Хайд были едва знакомы.

Мы все трое издалека виделись на озере месяцами и даже годами, но при этом редко вспоминали о самом факте существования друг друга, словно были кавалерами, претендующими на руку одной экзотической красавицы, что одновременно притягивало и отталкивало нас. Учитывая наше влечение и общий объект интереса, такое сравнение вполне уместно. Игнорируя друг друга, каждый из нас заявлял свое приоритетное право, отказывая в нем соперникам. Если даже мы, три человека, которые знали Ромео лучше всех, не смогли объединить усилия, чтобы защитить его интересы, то кто бы тогда смог и вообще захотел?!

Конечно же, я был зол, день ото дня переходя от раздражения к ярости. Гарри и Хайд проводили слишком много времени с волком ради своего собственного блага, не ища путей выхода для него. Однако это была лишь одна из мыслей, не дававших мне покоя. Другая ей полностью противоречила и заключалась в следующем: если Шерри, я и Анита, как и некоторые другие наблюдатели, предпочли держаться со своими собаками подальше от волка, это вовсе не означало, что другие поступают неправильно, общаясь с ним. Снова и снова я напоминал себе, что это не мой волк и не чей-либо еще. И не важно, что мы все думали. А чего же хотел сам волк?

Ромео, который ждал с раннего утра до позднего вечера каждого из этих людей с их собаками и потом зависал с ними часы напролет, всегда голосовал самим фактом своего присутствия, а когда ему нужно было, он растворялся на горизонте на мгновение или на целую вечность. Утверждая, что Гарри или Джон каким-то образом обманывают его, я тем самым недооценивал недюжинный интеллект самого Ромео, не говоря уже о его магическом даре обращать непростые ситуации в свою пользу. Это было очевидно: вместо того чтобы быть использованным людьми, он каким-то образом заставлял их предоставлять ему то, чего он хотел больше всего – тесных регулярных контактов с дружелюбными собаками, достаточно частых для ощущения продолжительной связи, как в стае. Ромео сам делал выбор, и нам приходилось считаться с его инстинктами и решениями, которые до сей поры не подводили его.

Но с появлением этих все более частых и близких контактов, которые стали почти ритуальными, превратившись в публичное шоу, разве Гарри и Хайд не стали для всех соавторами руководства, обучающего тому, чего нельзя делать с дикой природой, а именно: влиять на естественное поведение волка; приучать к близким и продолжительным контактам с человеком, делая его еще более незащищенным перед людьми с недобрыми намерениями; создавать для него стрессовые ситуации из-за своего близкого присутствия; монополизировать общественное достояние; подавать плохой пример другим и уменьшать его шансы на выживание, отнимая у него время, которое он мог бы потратить на охоту и отдых? Это был анализ, продиктованный здравым смыслом, с ним согласилось бы большинство профессионалов, работающих в сфере охраны дикой природы. И в большинстве случаев эта оценка была в самую точку.


Рекомендуем почитать
Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918

Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.


Мифы о прошлом в современной медиасреде

В монографии осуществлен анализ роли и значения современной медиасреды в воспроизводстве и трансляции мифов о прошлом. Впервые комплексно исследованы основополагающие практики конструирования социальных мифов в современных масс-медиа и исследованы особенности и механизмы их воздействия на общественное сознание, масштаб их вляиния на коммеморативное пространство. Проведен контент-анализ содержания нарративов медиасреды на предмет функционирования в ней мифов различного смыслового наполнения. Выявлены философские основания конструктивного потенциала мифов о прошлом и оценены возможности их использования в политической сфере.


Новейшая история России в 14 бутылках водки. Как в главном русском напитке замешаны бизнес, коррупция и криминал

Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.


Краткая история присебячивания. Не только о Болгарии

Книга о том, как всё — от живого существа до государства — приспосабливается к действительности и как эту действительность меняет. Автор показывает это на собственном примере, рассказывая об ощущениях россиянина в Болгарии. Книга получила премию на конкурсе Международного союза писателей имени Святых Кирилла и Мефодия «Славянское слово — 2017». Автор награжден медалью имени патриарха болгарской литературы Ивана Вазова.


Жизнь как бесчинства мудрости суровой

Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?


Неудобное прошлое. Память о государственных преступлениях в России и других странах

Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.