Волк по имени Ромео. Как дикий зверь покорил сердца целого города - [64]

Шрифт
Интервал

Однако жизненные реалии этого волка, как и все, связанное с ним, были гораздо сложнее. Ромео, которому на тот момент было уже минимум шесть лет, находился в прекрасной физической форме: блестящая шерсть, ясный взгляд, нестертые зубы, широкая грудь и ровная поступь – красивый и здоровый волк, какого еще поискать. Я почти не сомневался, что его вес переваливал за шестьдесят, а в изобильные времена, может быть, даже за шестьдесят пять килограммов – исключительный представитель своего вида по любому стандарту.

Как бы там ни было, но общение с Гарри, Хайдом и их собаками, похоже, повлияло на него самым благотворным образом.

Люди, которые были уверены (как и большинство тех, кто знал волка) в том, что дурной человек с ружьем, ловушкой, машиной, неконтролируемой собакой или неверной оценкой ситуации представлял для волка самую большую опасность, также понимали, что в правильной компании этот риск практически сводился к нулю. Проще говоря, никто не сможет незаконно подстрелить или поймать волка, если рядом будут свидетели.

В то время как сотни жителей Джуно, намеренно или нет, толпились, наблюдая за волком, в моем распоряжении было, вероятно, самое выгодное местоположение, с прекрасным видом из окна и близостью к территории Ромео. Именно Гарри и Хайд чаще всего были теми двумя бойцами на передовой. С прагматической точки зрения было бы сложно найти лучших охранников, чем эти двое: опытные туристы, которые чувствовали себя комфортно и уверенно рядом с Ромео, они знали его манеры и привычки и не терялись, когда нужно было что-то посоветовать или скорректировать поведение зрителей. Но главное – они находились с ним долгие часы, с утра до вечера. Ни Лесная служба, ни Природоохранная полиция штата, ни Департамент рыболовства и охоты, имеющие в своем распоряжении людские ресурсы, не могли и не хотели выполнять то, что эти мужчины делали по собственной воле. И не важно, были ли их мотивы бескорыстными, преследовали ли они свои эгоистические цели или и то и другое, конечный результат – то, что было значимо, если вы действительно заботились о Ромео, – был налицо.

Что касается моей ревности (в конце концов, я понимал, что на их месте мог быть я, общаясь каждый день на расстоянии вытянутой руки с диким животным, которого я любил, как никто другой), я вынужден был раскрыть ладонь и отпустить его. И хотя я все прекрасно понимал, все равно возмущался этими массовыми сценами на озере. Слишком много людей, у которых было слишком мало опыта и недостаточно здравого смысла, подходили на очень уж близкое расстояние даже для самого безобидного животного. Никто не мог гарантировать, что сможет контролировать ситуацию, пойди что-то не так.

Как оказалось, публичные демонстрационные сеансы с волком Гарри устраивал исключительно из альтруистских соображений. Поклонники Ромео обращались к нему как к гиду с просьбами показать им волка. Естественно, Гарри надеялся, что чем больше людей будут воспринимать волка как коммуникабельное существо, тем сильнее будет их желание защитить его и рассказать о нем всем остальным. К тому же Гарри, похоже, соответствовал определению «волчий переводчик», данному местным пилотом, который наблюдал, как он, Бриттен и волк гуляют вместе по склону горы Макгиннис, выше границы леса. Всем, кто спрашивал, Гарри объяснял, что они с Ромео друзья, и это было не хвастовством, а лишь констатацией факта.

Дружба – странное и, по мнению многих, наивное слово для описания отношений между человеком и диким зверем, особенно таким, который может пожирать детей. Даже вопрос с именованием волка сам по себе вызывал негативную оценку чиновников из природоохранных ведомств и самозваных спортсменов-охотников, а также основной массы скептиков. Что волк мог завязывать прочные и нежные отношения с определенными собаками, допускалось как очевидный факт. Но явная дружба с человеком говорила о другом, спорном уровне межвидовых взаимоотношений.

Конечно, дружба может быть и односторонним, невзаимным потоком позитивных мыслей и поступков от одного существа к другому. Если мы вели себя как друзья волка, вовсе не означало, что мы могли считать его нашим другом. Но как тогда объяснить ту настоящую, искреннюю связь человека и дикого волка, истинно близких друзей, каждый из которых получает удовольствие от общения друг с другом?

Когда я, спустя годы, спросил об этом Джона Хайда, он пожал плечами и покачал головой: «Не-е-е, это все про собак. Волк узнавал меня, он привык ко мне и не имел ничего против, но не более того. – И, помолчав, добавил: – Он был чертовски необычным животным… Я даже не знаю, как объяснить эту связь»[46]. В его взгляде промелькнуло нечто большее, что осталось невысказанным.

У Гарри Робинсона была своя, совсем другая история, которая могла показаться фантастическим сюжетом мультфильма компании «Пиксар». Гарри рассказывал тогда, да и сейчас, что они с волком действительно стали друзьями, во всех смыслах, как могут быть друзьями преданная собака и человек, и даже больше. «Бриттен заменяла ему подругу, любовь всей жизни, а я был, скорее, его надежным другом, альфа-самцом, образцом для подражания. Он стал полагаться на меня как на вожака, в том числе в вопросах безопасности»


Рекомендуем почитать
Слухи, образы, эмоции. Массовые настроения россиян в годы войны и революции, 1914–1918

Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.


Мифы о прошлом в современной медиасреде

В монографии осуществлен анализ роли и значения современной медиасреды в воспроизводстве и трансляции мифов о прошлом. Впервые комплексно исследованы основополагающие практики конструирования социальных мифов в современных масс-медиа и исследованы особенности и механизмы их воздействия на общественное сознание, масштаб их вляиния на коммеморативное пространство. Проведен контент-анализ содержания нарративов медиасреды на предмет функционирования в ней мифов различного смыслового наполнения. Выявлены философские основания конструктивного потенциала мифов о прошлом и оценены возможности их использования в политической сфере.


Новейшая история России в 14 бутылках водки. Как в главном русском напитке замешаны бизнес, коррупция и криминал

Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.


Краткая история присебячивания. Не только о Болгарии

Книга о том, как всё — от живого существа до государства — приспосабливается к действительности и как эту действительность меняет. Автор показывает это на собственном примере, рассказывая об ощущениях россиянина в Болгарии. Книга получила премию на конкурсе Международного союза писателей имени Святых Кирилла и Мефодия «Славянское слово — 2017». Автор награжден медалью имени патриарха болгарской литературы Ивана Вазова.


Жизнь как бесчинства мудрости суровой

Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?


Неудобное прошлое. Память о государственных преступлениях в России и других странах

Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.