Волк - [3]

— За свою работу я буду отсчитываться перед другим председателем, — улыбнулся Алексей.

— Это который всем председателям председатель? — подмигнул Володя.

— И всем генсекам генсек.

— Тихо вы! — зашептала Тамара и отвесила брату подзатыльник.

— Ой, да ладно, — отмахнулся тот, — Светлую Пасху все отмечают. А председатель в первую очередь.

— Слава Богу, сейчас не тридцатые годы, — поддержал друга Алексей.

— Каждому разговору свое место, — гнула свое Тамара, — вот приду к тебе в церковь и начну про Анжелу Дэвис рассказывать.

— Бог всегда все видит, — ответил Алексей, — а председатель — нет.

— Но мы-то с вами видим, товарищи, — донесся голос с трибуны, — что есть еще среди нас темные люди. Темные и неграмотные. Верующие в рай небесный и потусторонние, всякие там, силы. Да-да, товарищи. И вы все прекрасно знаете, о ком я говорю.

— Охренеть, — изумился Володя.

— В себя надо верить! — надрывался председатель, — В себя и в товарища! А в неземные чудеса верят только недобитые, враждебные нам, элементы!

Люди в толпе озирались в поисках «враждебных элементов», а находя, тут же отводили взгляд.

— Сейчас восьмидесятые или, все же, тридцатые? — удивленно спросил Алексей. — По-моему, командира немного занесло.

— И мы не позволим…

— Вчера же с ним обсуждали размежевание четвертого участка, — с горечью пробормотал Володя.

— Работа такая, — отозвался Алексей.

— …на двадцатом седьмом съезде ЦК КПСС…

— Что теперь будет? — прошептала Тамара.

— Да ничего не будет, — спокойно ответил Алексей.

— Еще как будет, — пообещал Володя, стиснув зубы.

— С праздником, товарищи! Ура!

— Ура! — восторженно подхватила половина демонстрантов.

Остальные промолчали. Друзья оглянулись и увидели, что толпа от них отдалилась — они стояли в круге как сочувствующих, так и не очень, земляков. Ветер выхватил шарики из рук Тамары и понес их в социалистический Китай. А может — на Кубу. Кто их поймет, эти ветра?

Вечером в калитку председателя постучали громко и уверенно.

— Степаныч, выходи! — донеслось с улицы, — Предатель!

— Это кто предатель? — возмутился хозяин и рывком открыл калитку. Как оказалось — зря.

Володя схватил его за грудки и прижал к забору.

— Тридцатые годы, говоришь? — заорал он, — Тридцатые?!

Алексей стоял рядом, даже не пытаясь успокоить разгневанного друга.

— Мы же вчера с тобой! Обсуждали! Как друзья! А сегодня что?

— Да отстань ты! — крикнул Эдуард и оттолкнул собеседника.

Володя сделал два шага назад и насупившись с презрением разглядывал «предателя».

— А ты что стоишь? — спросил тот Алексея, — Ты же Божий человек!

— Все мы Божьи люди, — заметил Алексей, и врезал Эдуарду в челюсть.

Председатель упал на землю и поспешил подняться. Опять же — зря.

Участковый долго смеялся, сквозь слезы разглядывая побитого председателя. Успокоившись, поинтересовался:

— Это же какая ты, получается, сволочь, если тебя даже поп отметелил.

Эдуард глубоко вздохнул, чтобы не сорваться.

— Что намерен предпринять?

— Да ничего не намерен. Получил по делу — нечего земляков перед другими срамить.

— Значит так?

— Так и не иначе, — твердо сказал участковый, — не до тебя сейчас. На вокзале у солдата кто-то автомат стащил. Занят я.

Эдуард встал.

— Я позвоню в район.

— Хочешь опозориться — звони.

Но председатель так никому и не позвонил. Ночью кто-то пробрался в его курятник и растерзал всю птицу. На земле, среди перьев и кровавых туш, остались волчьи следы, как предупреждение.

Еще не решив, на кого, но Эдуард затаил обиду.

Первое сентября и автомобильные гонки

А вот мне восемнадцать. Первое сентября. Первый курс. Первый семестр. Первый урок. Все первое, куда ни глянь. Даже моя парта первая, но в третьем ряду от окна. Поближе к двери, на случай пожара. Место соседа пока свободно. Позади меня и с боку сидят такие же, как я, новоявленные студенты. Большинство из которых задаются вопросом «для чего они здесь» и «что они ожидают от выбранной специализации». А специальность, не пожелай врагу — «Почвоведение, агрохимия и земледелие». Но я, по крайней мере, знаю, что такое сельское хозяйство и чем агроном отличается от агроэколога.

Мы ждем знакомства с нашим классным руководителем, который решил где-то задержаться. За окнами моего сельскохозяйственного института осень наводит свои порядки — листья тополей сохнут и желтеют. Прохладный воздух приятно бодрит. Солнце уже не спешит по утрам появляться на небе, а словно выжидает удобного момента, что бы соизволить показаться миру во всей своей красе.

Но вот дверь в аудиторию распахивается, а вместо преподавателя влетает наш ровесник — коротко стриженный, лопоухий, невысокий, одетый в спортивную форму, обутый в черные туфли. Тяжело дыша, он бегло осматривает присутствующих и плюхается за мою парту. Долго шарит по карманам и наконец достает сложенную вдвое тонкую тетрадку и ручку.

«Не хило он подготовился к учебе, наверно весь вечер собирался», сыронизировал я, осторожно косясь в его сторону.

Мой сосед тем временем взглянул на портреты классиков, почему-то презрительно ухмыляясь. Прогулялся взглядом по доске, потолку, посмотрел в окно. Затем обратил свой взор на меня, детально изучая и делая выводы. Я, не привыкший к такому вниманию, стал тщательно рассматривать ручку, вертя ее в руках так и эдак. Сосед, вдоволь налюбовавшись мной, повернулся к остальным одногруппникам, пристально глядя на каждого, словно выискивая родную душу. И видимо не найдя такой, обратился ко мне: