Волхов не замерзает - [5]
Мама нервно переплела пальцы, они даже хрустнули:
— Ведь женщины их рожали, ведь материнским молоком они вспоены!..
Подошла к комоду, взяла папироску. Как началась война, так мама все курит и курит…
Профессор давно уже забыл про чай, маленькими шажками быстро передвигается по комнате.
— Одни убивают, другие делают вид, что не знают, не слышат, не видят. Верят, что бесноватый ефрейтор сотворит что-то великое для избранной расы. Подлая теорийка исключительности. Злодеяния ради сытости одной нации.
Потом профессор заторопился: «Пингвины — хорошие птицы. Посидят, посидят, да и уходят. Я не один; со мной — храбрейший солдат»…
Возле автомобиля — никого, внутри никого. На сиденье — связка книг. Миша не выдержал:
— Где же храбрый солдат?
Профессор распахнул дверцу, достал из большой связки томик стихов:
— Вот он. Его боятся немецкие мещане, предают анафеме, жгут на кострах. А я посвятил ему всю свою жизнь…
Профессор показал портрет молодого человека в плаще.
— Генрих Гейне. Меч и пламя. Барабанщик революции. Знаете девиз? «Лучше быть несчастным человеком, чем самодовольной свиньей»…
Потом профессор захлопнул томик, протянул его Тане:
— Возьмите. На память о дорожной встрече. Пожалуйста.
Таня смутилась, сказала, что в немецких стихах плохо разбирается.
— О-о! Эти поймете:
И мама сказала:
— Возьми, Танюша, ведь это про саван фашизму.
— Да, да! Великий Гейне любил иную Германию…
Машина выехала на дорогу, влилась в общий поток, покатила дальше.
А Мише долго еще казалось, что рядом с ним, здесь, в Должино, стоит высокий, тонкий молодой человек в плаще, запахнутом по самый подбородок. Смотрит в сторону, куда закатывается солнце. Дерзкие карие глаза поэта сверкают гневом, рот кривится в яростной усмешке.
В ДОМЕ — ЧУЖОЙ
Облако пыли стремительно неслось по дороге. Послышался дробный стук копыт по булыжной улице села — все громче, громче. Крутобокая кобылица мчалась во весь опор, высекая подковами искры.
Стоявшие на большаке едва успели посторониться. Только один человек — должинский монтер Саша Немков, скинув с плеча железные «когти», бросился лошади наперерез. Изловчился схватить ее за поводок, в короткой борьбе остановил на полном скаку.
Верхом на неоседланной лошади сидела молодая женщина с непокрытой головой, без кровинки в лице. Слабеющими руками выпустила лошадиную гриву, медленно завалилась назад. Ее подхватили, бережно отнесли под шатер ивы. Бурое пятно расплылось по ситцевому платью.
— Фашисты… Пить!
Запекшиеся губы не раскрылись, когда к ним поднесли ковш с водой. Мужчины помрачнели, сняли шапки, пригорюнились женщины, дети заплакали.
Мишу зазнобило, он отошел в сторону: вот «оно» начинается! «Оно» — рядом!.. Кто-то взял Мишу за локоть.
— Будь мужчиной. Помоги мне, идем!..
Оглянулся — Саша Немков.
Миша вяло потащился: куда идти, зачем?
Из окна почты слышалось: «Болот! Але! Болот!..» Телефонистка не взглянула на вошедших, продолжала дуть в трубку, вызывать поселок.
— Не надрывайся, — сказал ей Саша. — Не надрывайся, дорогуша. Контора закрывается по причине, не зависящей от наркома связи… Забирай сундук с приданым и беги!..
— Ой, правда ли?
— Давай скорее!..
Немков подал Мише отвертку:
— Отсоединяй коммутатор. Я по-быстрому…
И ушел.
Вся босоногая ватага души не чаяла в Немкове, ходила за ним по пятам. Уважали за силу (может снять с воза два мешка овса и под мышками снести в избу); ценили за то, что ни перед кем не угодничает; любили за гитару (если монтер не на линии, то обязательно с «подружкой семиструнной»). А началась война, ребята охладели к нему, даже худое подумывали. «Что ж ты — ни во флот, ни в пехоту?» Но было сейчас что-то в Сашиной насмешливой манере, в этой уверенности его. Миша снял с крючков стенной коммутатор, присел на подоконник.
По пыльному тракту гремели телеги, груженные скарбом. Беспокойно мычала скотина. Окрики, детский плач, бабье причитанье. А ведь это уже наши — куда же они! Вот и Должино двинулось, и к Должину подошла беда…
Вот тетка Луша — без платка, с растрепанной кичкой.
Журка тянул под уздцы лошадь. На поклаже сидела Журкина сестренка с тряпичной куклой. За телегой плелась коза. Прыткий жалобно блеял, неуверенно перебирая копытцами.
— Эй, Жура! — окликнул Миша. — Куда?
— На озеро. А ты?
— Еще не знаю.
— Идите к озеру — куда ж еще?..
В конторе что-то громыхнуло. Миша обернулся. Это вошел Немков, принес ящик. Вдвоем завернули коммутатор в мешковину.
— Айда домой, — заторопил Саша мальчика. — Скорей, скорей!
Вот уж виднеется сельсоветская крыша. Но на пути к дому есть еще тенистый, уютный прогон. Хорошо б уйти вместе с мамой и — с кем еще? — с Тосей.
— А я тебя ищу… Нину Павловну видела в окне. Чего ж вы не собираетесь? — Это Граня, дочка Василия Федоровича Еремеева. Босая. Косицы не заплетены. Кацавейка с подвернутыми рукавами. — Идемте с нами в Темную лядину. Землянку поможем вам отрыть.
— Я еще ничего не знаю, Граня.
Роман «Апельсин потерянного солнца» известного прозаика и профессионального журналиста Ашота Бегларяна не только о Великой Отечественной войне, в которой участвовал и, увы, пропал без вести дед автора по отцовской линии Сантур Джалалович Бегларян. Сам автор пережил три войны, развязанные в конце 20-го и начале 21-го веков против его родины — Нагорного Карабаха, борющегося за своё достойное место под солнцем. Ашот Бегларян с глубокой философичностью и тонким психологизмом размышляет над проблемами войны и мира в планетарном масштабе и, в частности, в неспокойном закавказском регионе.
Проза эта насквозь пародийна, но сквозь страницы прорастает что-то новое, ни на что не похожее. Действие происходит в стране, где мучаются собой люди с узнаваемыми доморощенными фамилиями, но границы этой страны надмирны. Мир Рагозина полон осязаемых деталей, битком набит запахами, реален до рези в глазах, но неузнаваем. Полный набор известных мировых сюжетов в наличии, но они прокручиваются на месте, как гайки с сорванной резьбой. Традиционные литценности рассыпаются, превращаются в труху… Это очень озорная проза.
Вернувшись домой после боевых действий в Чечне, наши офицеры и солдаты на вопрос «Как там, на войне?» больше молчат или мрачно отшучиваются, ведь война — всегда боль душевная, физическая, и сражавшиеся с регулярной дудаевской армией, ичкерийскими террористами, боевиками российские воины не хотят травмировать родных своими переживаниями. Чтобы смысл внутренней жизни и боевой работы тех, кто воевал в Чечне, стал понятнее их женам, сестрам, родителям, писатель Виталий Носков назвал свою документальнохудожественную книгу «Спецназ.
К 60-летию Вооруженных Сил СССР. Повесть об авиаторах, мужественно сражавшихся в годы Великой Отечественной войны в Заполярье. Ее автор — участник событий, военком и командир эскадрильи. В книге ярко показаны интернациональная миссия советского народа, дружба советских людей с норвежскими патриотами.
Заложник – это человек, который находится во власти преступников. Сказанное не значит, что он вообще лишен возможности бороться за благополучное разрешение той ситуации, в которой оказался. Напротив, от его поведения зависит многое. Выбор правильной линии поведения требует наличия соответствующих знаний. Таковыми должны обладать потенциальные жертвы террористических актов и захвата помещений.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.