Волга рождается в Европе - [5]

Медлящий рассвет пробудил дальний голос пушек к новой жизни. В липком, тупом тумане, который висит на ветвях как пропитанные водой шерстяные канаты, медленно всходит солнце, желтое и расплывающееся как яичный желток.

«Inainte, inainte, bajetzi! Sa mergem, sa mergem!» Солдаты, стоя на повозках, щелкают кнутами, бьют по взмыленным бокам лошадей. «Inainte, inainte, bajetzi!» Вперед, ребята, вперед! Колеса визжат, погружаются до осей в грязь. По всем дорогам вдоль Прута ползут бесконечные колонны румынских военных повозок, в которые запряжены по две хилые лошадки с длинными гривами; они похожи на «carutze», телегу румынских крестьян. «Sa mergem, sa mergem!» Немецкие колонны грузовиков с грохотом катятся мимо этих ленивых потоков телег, водители, ругаясь, высовываются из кабин: «Прочь! Прочь!» Телеги, трясясь, съезжают в кювет, лошади тяжело ступают в глубокую грязь, румынские солдаты шумят, ругаются, смеются, щелкают кнутами, стегают покрытые потом спины худых, косматых лошадок. Небо распилено на полоски металлическими крыльями, непрерывно проносящиеся немецкие самолеты вырезают на небе борозды, как алмаз режет борозды на стекле. Жужжание моторов опускается в долину как шумящий дождь.

Близ Хуши, 25 июня 1941

В эти первые дни войны Красная армия до сих пор еще не появилась. Массы ее танков, моторизированные подразделения, штурмовые дивизии, подразделения технических специалистов (которые как в армии, так и в промышленности обозначаются как «стахановцы» и «ударники») еще не вмешались в борьбу. То, что противостоит нам, это подразделения прикрытия; в численном отношении они слабы, однако они возмещают этот недостаток быстрой подвижностью и выносливостью. Потому что советские солдаты дерутся. Отход красных войск из Бессарабии совсем не напоминает бегство. Это постепенный отвод арьергардных подразделений: пулеметные подразделения, эскадроны кавалерии, специальные инженерные войска. Это методический отход по хорошо подготовленному плану. Только на нескольких местах, где отчетливо заметны следы борьбы – сожженные деревни, трупы лошадей в кюветах, обгоревшие машины, несколько трупов тут и там, все же, немного, совсем немного, как будто у советских войск был приказ забирать с собой своих погибших – только в нескольких местах видны признаки незапланированного отхода, там можно заметить детали, которые указывают на неожиданность. Даже если отчетливо видно, что война не застала русских врасплох, по крайней мере, не ошеломила их в военном отношении. Все же, нельзя судить опрометчиво; картина этих немногих дней войны не позволяет еще сделать настоящие выводы. Борьба, которую до сих пор приходилось вести немецким и румынским войскам, была боями с арьергардными частями. Большая часть русской армии на Украинском фронте, вероятно, будет применена только на линии сопротивления вдоль Днепра. Она будет пытаться замедлять немецкое продвижение, опираясь на берег Днестра. Но верная и настоящая борьба начнется только на линии Днепра.

У Штефанешти, 27 июня 1941

Сегодня я встретил группу советских пленных. Они вылезали из грузовика, перед командным пунктом немецкого штаба. Это были сильные высокие молодые люди, с наголо выбритыми головами, в кожаных шлемах. Они были больше похожи на механиков, чем на солдат. Я подошел к самому молодому из них и задал ему несколько вопросов, по-русски. Он посмотрел на меня, ничего не отвечая. Я повторил вопрос, он рассматривал меня, холодным и тусклым взглядом. Наконец, он с легким раздражением в голосе сказал: «Не могу». Я предложил ему сигарету, он взял ее безразлично. После двух или трех затяжек он бросил на землю, и как бы извиняясь за свой невежливый жест, как бы оправдываясь, он повернулся ко мне с такой странной улыбкой, настолько полной унижения, что мне было бы лучше, если бы он уставился на меня с ненавистью.

3. Рабочие-солдаты

На левом берегу Прута, 29 июня

В этом бескрайнем зеленом пространстве повсюду кажется, что ты не дышишь больше ничем, что пахнет людьми. Только трупный смрад, тут и там, вблизи деревень, стрелковых ячеек и траншей, где советские солдаты оборонялись до последнего; и это почти как живой запах, как запах чего-то живого. Темное, тягостное, грубое небо, небо из чугуна, нависало над долиной всю ночь напролет как кузнечный молот металлургического завода. На рассвете, на краю болота, посреди леса, немецкий лагерь проснулся к жизни, с шумами и звуками фабрики. Собственно, это не совсем то, что называют лагерем: это бивак машин, которые выстроены в каре на лесной поляне, поблизости от дороги; примерно двадцать грузовиков и четыре тяжелых танка. Сразу после побудки немецкие солдаты принялись возиться у своих моторов, с плоскогубцами, домкратами, отвертками, ключами, молотками. Чихание карбюраторов заглушает ржание лошадей эскадрона румынских кавалеристов, который провел ночь поблизости от немецкого бивака. Сквозь ржание доносится веселый шум голосов: это немецкие солдаты, которые умываются, поливают друг друга водой и гоняются, играя, друг за другом вдоль берега. Дальше внизу пьют румынские кони и своими нетерпеливыми копытами разбрасывают грязь по сторонам. В румынском лагере солдаты зажгли костер и варят кофе. Немецкий унтер-офицер, с маскировочной сетью, спадающей ему до коленей, бредет с опущенной головой по траве, в сторону дороги, вероятно, он что-то ищет. Танки и грузовики тоже скрыты под большими сетями. Ветки разбросаны на штабелях ящиков и бензиновых бочках прямо возле лагеря. В своей черной одежде, широкий берет набекрень над ухом – на берете стальной кружок с «мертвой головой» – так движутся немецкие танкисты вокруг своих машин, нагибаются, чтобы проверить гусеницы, стучат по каткам кувалдами, в точности как железнодорожники, чтобы проверить тормоза. Другие залезают на машины, поднимают крышки люков, исчезают и снова выныривают из брюха танков. Передвижная кузница была смонтирована под большим деревом. Один солдат вращает рукоятку воздуходувного меха. Другой бьет молотом по наковальне. Одни разбирают мотор, другие проверяют с помощью манометра давление в шинах их грузовиков. Запах горелого машинного масла, углекислоты, бензина, раскаленного железа создает неповторимую атмосферу фабричного двора посреди рощи. Это запах современной войны, именно он – запах моторизированной войны. Приходится отойти на сотню шагов, чтобы почувствовать сильный запах лошадиной мочи и человеческого пота. Румынские солдаты, сидя на траве перед своими палатками, чистят карабины, громко беседуют и смеются. Все они молодые люди. Настоящие крестьяне. Достаточно услышать, как они говорят, увидеть, как они жестикулируют, как они передвигаются, как они ходят, достаточно увидеть, как они держат винтовку в руке, как они вынимают затвор, как они смотрят в ствол, чтобы понять, что это крестьяне.