Вольфганг Амадей. Моцарт - [14]

Ваш Игнац фон Вальдштеттен».

IX

Беспокойство матушки Аннерль за детей не было необоснованным: через несколько дней после получения письма от Вальдштеттена Леопольд Моцарт сообщил, что Вольферль заболел какой-то разновидностью скарлатины, давшей, правда, осложнение не на носоглотку, а на тело, но благодаря уходу некоего доктора Бернхарда мальчик уже на пути к выздоровлению, однако о концертах пока нечего и думать. Несмотря на утешительные заверения мужа и уговоры супругов Хагенауэров, ничто не могло удержать её в Зальцбурге: она приводит в действие все известные ей рычаги, одалживает нужные на поездку деньги и уже два дня спустя скорым почтовым дилижансом выезжает в Вену. Трудно передать всю нечаянную радость семейства, когда она однажды вечером предстаёт перед ними. Вольферль весело бросается ей навстречу, протягивая ручонки, как только она переступает порог, и от этого все страхи мгновенно оставляют её. Бледность сына говорит о перенесённой болезни, но её радует, что постельный режим ему больше не прописан. Обычно сдержанная и неразговорчивая, Наннерль на редкость раскована и многословна, осыпает мать нежностями. А отец, Леопольд? Неожиданное появление жены застаёт его врасплох. Он ожидал чего угодно, только не этого. Привыкший оценивать любое предприятие с точки зрения его прибыльности, он мысленно подсчитывает, во что стала жене эта поездка, и делает неутешительные выводы. Однако виду не подаёт: радость встречи перевешивает любые другие соображения.

Рассказы, рассказы без конца. Столько всего случилось за это время! Дети совсем заговорили уставшую с дороги мать, и отец строгим голосом отправляет их спать. Оставшись наедине, супруги ещё долго беседуют. Леопольд обрисовывает ход болезни сына; от концертов пришлось, конечно, отказаться, отчего доходов заметно поубавилось, но он всё-таки рассчитывает до отъезда провести несколько выгодных концертов.

Матушка Аннерль нежно накрывает своей ладонью руку мужа:

   — Ты ведь не сердишься на меня за то, что я приехала? У меня было так тяжело на сердце. Сразу думаешь о самом плохом...

   — Да что ты, Аннерль! Я рад, что ты здесь. Больше в дальние странствия я без тебя не подамся. Конечно, Наннерль уже взрослая девочка, ей можно было бы доверить присмотр за мальчиком. Но тебе-то упрямство нашего младшего известно. Сестра для него не указ, у них дело разве что до драки не доходит. Будь ты с нами, он бы вёл себя по-другому.

   — Как долго ты собираешься оставаться в Вене?

   — Недолго. Каждый день обходится нам самое малое в дукат, да и на всякие мелочи деньги уходят. Знатные господа очень боятся заразиться, поэтому приглашений становится всё меньше. Здесь меня держит другое: венгерские магнаты зовут нас в Прессбург[10], а они не из тех, кто мелочится. Правда, отпуск мой давно истёк... Надеюсь, архиепископ простит меня, когда я всё ему объясню...

X

Леопольд Моцарт не просчитался: выступления в коронном городе венгерских королей Прессбурге приносят ему полное удовлетворение; да, тамошние магнаты намного превзошли австрийских родовитых дворян как в восторгах, так и в щедрости. На рассвете двадцать четвёртого декабря наши осчастливленные путешественники выезжают из Прессбурга в удобном экипаже, купленном здесь же, и вечером того же дня, уставшие и продрогшие после езды по разбитой, в выбоинах и буграх просёлочной дороге, прибывают в свой венский приют. После долгой тряски настроение у них вовсе не рождественское.

Но отец Моцарт знает, как помочь беде. Он затопил единственную медную печку, и вскоре благотворное тепло разливается по комнате; выдвигает на середину гостиной столик, ставит на него два пятисвечника, берёт в руки молитвенник и читает вслух короткую рождественскую молитву, а мать с детьми, усевшись на кровати со сложенными руками, внимают ей. Закончив, Леопольд Моцарт берёт скрипку и играет хорал, остальные подпевают на три голоса.

Тем временем служанка приносит кастрюлю с дымящимся пуншем и большое блюдо с рождественским печеньем, и все с удовольствием угощаются. Вдруг отец Леопольд встаёт, идёт в другой конец комнаты и достаёт из сундучка какой-то предмет. И сразу возвращается, наигрывая на скрипке менуэт Вольферля. Мальчик молнией вскакивает с кровати, не сводя с него глаз. Он сразу заметил, что скрипка, на которой играет отец, ему незнакома. А тот, протягивая ему инструмент, говорит:

   — Смотри-ка, Вольферль, это тебе сегодня принёс ангел Господень — в награду за твоё трудолюбие и успехи. Храни её!

Мальчик несколько раз переводит взгляд с отца на подарок. И наконец выдавливает из себя:

   — Как мне поблагодарить этого ангела, если мы с ним не знакомы?

   — Вообще-то вы знакомы, дитя моё. Помнишь красивую бледную даму, которая дала тебе в Пассау кошелёк для нищего музыканта?

   — Да, эту даму с грустными глазами? Она всегда была так добра ко мне!

   — Верно. И благодарность твоя будет состоять вот в чём: научись играть на скрипке так хорошо, чтобы незнакомая дама всегда могла этому порадоваться.

   — Я хочу этого, хочу, папа! — восклицает Вольферль и, прижимая скрипку к груди с несказанной нежностью, ликует: — Моя скрипка! Моя скрипочка!