Вольф Мессинг. Экстрасенс Сталина - [45]
Нет, ни одна из этих способностей не дает никаких особенных преимуществ. Если, конечно, их обладатель честный человек и не собирается использовать свое умение в целях личной наживы, обмана, преступлений. Но и в этом случае он не достигнет успеха. Он будет в конце концов обнаружен и, попросту говоря, наказан, обязательно! Так что не завидуйте!»
Здесь Мессинг противоречит сам себе, уверяя, что «слышит» мысли. В другом месте мемуаров он утверждал, что «видит» их в виде зрительных образов, и что в этом деле труднее всего отделить мысли нужного ему человека от мыслей остальных присутствующих. Еще он говорил друзьям, чувствующим себя не слишком уютно в компании телепата, что в их присутствии «выключает свою машинку», чтобы они могли думать все, что угодно. Если он действительно каким-то образом воспринимал мысли, то именно в виде образов, поэтому не мог «читать» фразы или числа, запечатленные в чьем-то мозгу.
А вот насчет тяжести доставшегося ему дара Вольф Григорьевич, безусловно, был прав. Преувеличивая свои возможности, окружая их завесой тайны, он сталкивался с тем, что от него постоянно ждали чуда. Сначала это было приятно, но с годами стало раздражать. Маг и ясновидец для других, для себя он оставался прежде всего артистом. «Телепатия», «гипноз» и другие громкие слова были рекламой, написанной на занавесе, из-за которого снова и снова выходил больной усталый человек, жизнь которого неумолимо двигалась к закату. И снова звучала ария Мистера Икс:
Артист оригинального жанра
После войны Мессинг прожил в Советском Союзе почти 30 лет, в течение которых его слава постоянно росла. Она носила полуофициальный характер: он много лет не имел никаких регалий, его имя не упоминалось в «серьезной» прессе, выступал он, как и прежде, чаще не в столицах, а в провинциальных городах. Но для советских людей, обожавших все запретное, это было лишь дополнительной приманкой. В отсутствие достоверной информации ее заменяли легенды, надолго пережившие самого Мессинга и достигшие в конце концов космических масштабов. Не помогло и появление в 1965 году мемуаров телепата: рассказанные там фантастические истории окончательно убедили публику, что рядом с ней живет настоящий волшебник.
Заметных событий в его жизни было мало — словно в компенсацию за драмы и потрясения предыдущих лет. Каждый год он 15–20 раз выезжал на гастроли в самые разные города от Иркутска до Калининграда. В остальное время готовился к выступлениям, читал, посещал спектакли. На здоровье до последних лет не жаловался, хотя все сильнее болели ноги из-за артрита. Слабело зрение: теперь он носил очки не только за чтением, ной в остальное время. Еще недавно черная кудрявая шевелюра стала совсем седой. Но одевался он все так же щегольски, благо теперь это стало возможно и в Советском Союзе. Через поклонников, «по блату», доставал модные вещи, шил костюмы на заказ, потом стал обладателем одного из первых резиновых плащей — настоящей итальянской «болоньи». Говорят, обожал бриллианты и собрал чуть ли не целую коллекцию, хотя на людях носил только два крупных камня — в перстне и булавке для галстука. Он хорошо понимал, что чересчур явно демонстрировать свое богатство на новой родине не стоит. У него хватало и других «грехов» — иностранное происхождение, национальность, подозрительное занятие, сомнительные знакомства.
В последние сталинские годы этого комплекта хватало, чтобы «загреметь» далеко и надолго. Мессинга защитили профессия артиста (к ним относились куда снисходительней, чем к писателям или ученым) и телеграмма вождя, которую он бережно хранил. Благодаря этому он не попал в опалу в период травли «безродных космополитов», хотя незадолго до этого выступал на сцене ГОСЕТа — Государственного еврейского театра, ставшего вместе со своим руководителем Соломоном Михоэлсом первой жертвой гонений. В своей книге о Мессинге писатель Варлен Стронгин вспоминает: «Я впервые увидел Вольфа Мессинга в конце 1947 года на сцене Государственного еврейского театра на Малой Бронной. Вечер состоялся в понедельник, в выходной для актеров день, и значительно пополнил бюджет малопосещаемого тогда театра. Намечался разгром еврейской культуры, и слова «еврейский буржуазный национализм» были у всех на слуху. Люди боялись ходить в этот театр. Кое-кто, чтобы помочь ему, покупал абонементы, но на спектаклях не появлялся. Зато на вечере Вольфа Мессинга зал был набит до отказа. Стулья поставили даже в центральном проходе.
Я и сейчас, спустя полвека, помню до мельчайших подробностей все опыты этого чудо-человека. Из зрительного зала, освещенный прожекторами, он казался волшебником, но не добрым и веселым, с легкостью творившим любые чудеса, а сосредоточенным и взволнованным. На каждый удачный эксперимент со зрителями Вольф Мессинг затрачивал немало энергии, вежливо кланялся рукоплескавшему залу и через мгновение уже работал снова, с напряжением всех своих физических и умственных сил. К концу вечера на его лбу выступили капельки пота».
Мессинг казался зрителям волшебником, но не добрым и веселым, а сосредоточенным и взволнованным
