Волчья звезда - [44]

Он устало сказал:

— Хватит, надоело. А куда он ее отвел, ты узнала?

Похоже, раз уж он вбил себе что-то в голову, его было не остановить — первый раз вижу, чтобы человек лез на верную смерть из-за какой-то бабы, которую даже и красавицей-то не назовешь, да еще и бездетной.

— Узнала. Только это без толку — ничего не выйдет. Из бабьего шатра ее, может, еще и удалось бы вытащить, но оттуда — никак. Да и она сказала. Иволга эта, что Диана твоя вроде как помешалась. Может со страху? Только от нее нам помощи ждать нечего.

Я думала, он опомнится и откажется от своей затеи, но вместо этого он аж подскочил и сказал:

— Нам надо торопиться.

Я напомнила себе, что связалась с сумасшедшим, и ничего хорошего от него ждать не приходится. Самое разумное было бы оставить его здесь — пусть подставляет себя под стрелы кочевников, если ему так хочется, а самой бежать отсюда куда подальше, но в том-то и дело, что бежать мне, в общем, было некуда. Может, перед смертью, мне удастся добраться до Барсука и перерезать ему глотку — все больше чести, чем умирать посреди степи, как загнанный заяц. Потому я сказала:

— Ладно. Как ты собираешься выманить ее оттуда?

Он задумался.

— Там только Барсук? Больше никого?

— Почему — никого? Там все его жены. Где же им еще быть?

— Можно попытаться пустить туда снотворный газ, — сказал он, — остался еще баллончик.

— Последний?

— Да.

Я пожала плечами. В конце концов, это были его Предметы и он волен распоряжаться ими как хочет.

— Может, — сказал он нерешительно, — нам удастся отыскать что-то из того оборудования, что они у нас забрали? Если они еще не разгрузили телеги…

— Телеги наверняка охраняются лучше женщин. У нас мало времени, Улисс. Только… если ваш Предмет и впрямь сработает, как мы ее потащим — сонную? Уйти так просто нам не дадут. То, что нас до сих пор не обнаружили — просто счастливая случайность.

Он сказал:

— Ничего. Дотащим. Она же придет в себя — рано или поздно. Можно попробовать уйти по воде.

— Нам так и так придется уходить по воде. В степи они нас быстро настигнут.

Он, наконец, заткнулся и мы стали пробираться к шатру Барсука — тот был меньше, чем женский шатер, но наверняка более добротный. Он стоял у самой воды — слабый ветер доносил запах зеленой гнили — не резкий, сухой запах сохнущих на солнце водорослей, как на морском побережье, а липкий, гнилой. Лягушки орали так, что заглушали все остальные звуки — мы подобрались совсем близко никем не замеченные.

Там, внутри, тоже горел светильник — в слабом свете, пробивающемся наружу, было видно, что шатер и впрямь роскошный — полог был украшен узорами и бахромой; причудливые зигзаги на ткани в полумраке казались черными.

Улисс нерешительно замер и я шепотом спросила:

— Чего ты ждешь?

— Жду, когда он погасит светильник.

— Он его не погасит.

— Если они увидят баллончик, кто-нибудь может успеть выскочить наружу. Поднимут тревогу…

Вроде, он начинал соображать, но, по-моему, слишком поздно.

— Ну, значит, мы убьем того, кто выскочит.

Держи нож наготове, вот и все.

Он уже начал расстегивать сумку, чтобы достать этот свой баллончик, как вдруг в шатре что-то произошло. Раздался глухой шум, словно что-то шлепнулось на устланный коврами пол, потом вопль — даже не вопль, скрежет, кричал не человек, а раненое животное, или хуже того — так мог кричать неодушевленный Предмет, будь у него голос… Улисс напрягся рядом со мной, открыл рот, чтобы что-то сказать, но голос его потонул в общем хоре — теперь это были вполне человеческие голоса", там, в шатре что есть мочи кричали и визжали женщины.

Я понимала, что нам надо уходить как можно скорее — не уходить, бежать; что бы там ни произошло, они поднимут на ноги весь лагерь. Но тут полог отки-нулся и в проеме появилась темная мужская фигура это бъш Барсук; он выскочил из шатра в чем мать родила, но в руках он сжимал лук. Кочевник скорее окажется без штанов, чем без оружия.

Терять было нечего, и я завизжала:

— Бей!

И, пока Улисс топтался на месте, прыгнула на кочевого, выставив перед собой нож. Он не ожидал нападения, и руки у него были заняты, и вообще он был не в себе — совсем близко от своего лица я увидела белые, остановившиеся, расширенные глаза. Но он тут же пришел в себя — во всяком случае для того, чтобы успеть увернуться и нож скользнул по предплечью, оставив черную вскрывшуюся рану. Я ударила его коленом в пах, но не сильно, потому что не сумела размахнуться, и он, вывернувшись, отбросил лук и ухватил меня за запястья. Я вцепилась ему в руку зубами, болтаясь на ней, как водяная крыса — только тут Улисс опомнился и, подскочив, ударил кочевого ножом туда, где затылок переходит в шею. Кочевой издал странный булькающий звук, кровь хлынула у него горлом и руки разжались. Пока он падал, я еще несколько раз ударила его ногой — совершенно напрасно, он умирал, когда падал, но я просто не смогла остановиться. В шатре все еще орали — казалось, они никогда не смолкнут, и, похоже, шума драки никто и не услышал.

Зато в лагере услышали вопли — я увидела, как факелы и фонари задвигались, забегали меж телегами, точно сами собой ожившие костры.

Шатер тоже трясся и дергался, точно живой — кто-то там, внутри, слепо колотился о стенки, пытаясь выбраться. Светильник задрожал и погас, видимо, его в суматохе опрокинули.