Волчья жизнь, волчьи законы... - [25]

– Каждый своё выбирает, – философски согласился Вдовцов. – Есть возможность, почему ж не воспользоваться? Батёк мой тоже мечтает трактор купить. Я думаю, для начала можно и старый, в колхозе по дешевке взять… Вложить в него денег, сил…

– А мясо вы куда сдаёте?

– Когда как?... Раньше в Александрию возили… А в последнее время в Киев стали… Это выгоднее. Там дороже. У нас там сейчас свой постоянный клиент появился. Он оптом берёт.

– А ты, Бэбик, что делать после армии думаешь?

– Не знаю, – ответил Вербин хмуро. – До дембеля ещё дожить надо. Тут ложишься спать и не знаешь, поднимешься ли завтра? Будешь ли жив?

– Это точно, – согласился Вдовцов.

В этот миг сверху посыпался щебень. На насыпи появился Куриленко.

– Вы шо, гуси, оборзели? Я вам сколько орать должен! – разгневанно рявкнул он, бочком спускаясь вниз. – А ну-ка, бегом сюда! Грудь к осмотру!

Рыжий зарядил каждому по разу в грудь, погнал «гусей» к конторе.

…Рыжий был зол: десять минут назад он сидел с Кимом и Лопатиным в раздевалке и лупил по тумбочке костяшками домино, когда прапорщик Марчук, позвав его к себе, сделал замечание:

– Куриленко, я щось нэ розумию? Як в тэбэ служба органiзовуна? У нас воды зовсим нэма.

Марчук сидел в компании с другими прапорщиками. Они резались в нарды.

– Понял. Вас понял, товарищ прапорщик! – сказал Рыжий. – Щас будет вода. Щас всё сделаем. Пять сек!

– И ще… заправь комдивовского водилу. Двадцать литрив йому.

– Понял. Всё понял, товарищ прапорщик! Щас всё будет.

Куриленко побаивался Марчука.

Крикнув водителю, возившего командира дивизии, чтоб он подгонял машину к кладовой, Куриленко пошёл на территорию ГСМ искать «гусей». В кладовой их не было. За складами тоже. Рыжий сходил в электронасосную, но там их тоже не обнаружил. Тогда он прошёл к двадцатитысячникам НЗ. Именно там-то он их нашёл. Врезал по разу, заслал за водой.

– Ну, куда все втроём пошли? Один остался.

Вербин вернулся к Рыжему. Они пошли к кладовой, заправлять комдивовский УАЗ-ик.

Дробышев с Вдовцовым сходили в контору, взяли с табуретки пустую пятидесятилитровую, герметично закрывавшуюся флягу, в которой у них хранилась питьевая вода, вышли на улицу. Направились к аккумуляторщикам.

Метрах в трёхстах от их конторы находилась АЗС, где заряжали аккумуляторы для военных автомобилей. Станцию обслуживали трое солдат, которые жили тут же. Такие, подобные этому, военные объекты, где постоянно жили солдаты, назывались «точками».

Дорогой Вдовцов рассказывал Дробышеву:

– На точке служба – лафа. Не то, что в роте. Подчиняешься только прапорщику, начальнику точки. И одному или двум дедам, в зависимости, сколько с тобой живёт на точке. Ни старшины над тобой, ни ротного… Надо в увал, договорись с «дедами» и прапором, переодевайся в гражданку и дуй, куда хочешь. Гражданка всегда при них. Надо переодеться, пожалуйста. Надо тёлку привести – помещение есть, пожалуйста. Красота! Надо забухать, сгоняй в магазин за водкой, сиди себе в тепле, квась, и никто тебе слова ни скажет. Может, раз в месяц ротный приедет, проверит порядок и уедет обратно.

«Гуси» зашли к аккумуляторщикам. У них в кубрике было тепло и уютно. Стоял мощный самопальный обогреватель-«козёл». На тумбочке, тихо гудя, заводился электрочайник. Над кроватью висел цветной плакат; с него глядела белокурая улыбающаяся красотка с обнажённой грудью. На полу были постелены старенькие, чисто выметенные половики красноватого цвета.

Иван Вдовцов, спросив разрешения у «старика», поставил флягу рядом с раковиной, которая находилась здесь же. Натянул на кран резиновый шланг. Когда фляга наполнилась водой, Вдовцов, закрыв плотно крышку, зажал её защёлками. «Гуси» подняли флягу за ручки, тяжело понесли.

Вербин в этот момент заправлял комдивовского водителя. Звали его Катастрофа. Это прозвище приклеили ему солдаты за бешеную скорость, в которой он водил свой автомобиль. Когда он был «пустой», без командира дивизии, Катастрофа носился по городу, как сумасшедший, нарушая все правила дорожного движения, мчался на «красный», распугивая пешеходов, выскакивал на тротуар, на цветочные клумбы. Он был лихач из лихачей. На замечания солдат он отговаривался фразой: «И какой русский не любит быстрой езды!» Однажды за ним погналась патрульная машина ВАИ (военная автоинспекция), но Кастастрофа от неё ушёл. Ваишники, записав гос. номер, доложили своему начальству. Комдив, узнав об этом, отругал Катастрофу, пообещав его отправить в роту, если такое повториться ещё раз. Но Катастрофа по-прежнему носился как угорелый. По призыву он был «гусём», как Вербин, Вдовцов и Дробышев. По спискам числился в РМО, но никогда не ночевал в роте. Он спал в Автопарке, вместе с пожарниками в просторном кубрике на десять человек.

Его не любили «деды». Впрочем, «деды» не любили всех «гусей», которые жили не с ними, а на «точках». «Деды» считали, что «гуси там лафу гоняют». Но бить Катастрофу они опасались. А вдруг «застучит» комдиву?

– Ну, как у тебя дела, рассказывай? – сказал Вербин, закачивая бензин.

– Да, как обычно. Служим-с, – держа руки в карманах, ответил Катастрофа.

– Я слышал, ты недавно от ваишников уматывал.