Волчья Радуга - [3]

— Привет, Кэт! — воскликнула, открывая дверь, Галина Андреевна, Катина мама.

Галина Андреевна уже десять лет была в разводе с Катиным отцом. Четыре года назад она снова вышла замуж и оставила дочке трехкомнатную «распашонку» на проспекте Культуры. Тогда Катя только год, как окончила английское отделение Университета, бегала по частным урокам и занималась своими первыми переводами. Оказавшись единоличной хозяйкой квартиры, девушка устроила в ней все по своему вкусу: одну комнату, самую темную, отвела под кабинет, другую — под спальню, а в самой большой сделала гостиную. Постепенно старая мебель отправилась на помойку, в кабинете появился хороший компьютер, на стены легли модные светлые обои, вдоль них выросли пальмы в кадках. Одним словом, квартира из тесноватой пещерки для троих превратилась в уютное гнездо для одного. Катя так дорожила покоем и уединением, что даже друзей сюда приглашала только по большим праздникам, предпочитая встречаться где-нибудь на нейтральной территории. Но мама — это совсем другое дело.

— Нет, ты представляешь себе, — заливаясь слезами, твердила Галина Андреевна, обращаясь то ли к дочери, то ли к своему чемодану, который она разбирала, раскладывая вещи по кровати, — этот монстр, этот страшный человек, заявил мне, чтобы я, видите ли, не смела его шантажировать. Дескать, я уже тысячу раз грозилась уйти и ни разу этого не сделала. Ему, видите ли, не страшно. Он, видите ли, не верит! Станиславский чертов! А я собралась и ушла. Я бросила ему в лицо и серьги, и браслет, которые он мне дарил вовсе не от чистого сердца, и, в чем была, ушла. И я выдержу характер, чего бы мне это ни стоило! Он еще приползет сюда молить о прощении, он признает, что виноват передо мной. А до тех пор поживу дома. Я ведь тебя не стесню, Кэт?

— О чем ты говоришь, мама? Это твой дом, — автоматически ответила Катя, с трудом удерживая улыбку: надо же, мать в амплуа блоковской героини! «Ты в синий плащ печально завернулась, в сырую ночь ты из дому ушла…»

Катин отчим, Лев Михайлович Кентлер был прекрасным стоматологом и добрейшей души человеком, который, в этом Катя не сомневалась, Галину Андреевну обожал. Наверняка очередная ссора с ним произошла из-за какой-нибудь ерунды. Сначала Лев Михайлович робко сказал, что не сможет взять отпуск в июле, потом выяснилось, что он жестокий эгоист, и вот, наконец, — монстр и страшный человек. Главное, что это было очень некстати. Катя как раз подписала договор с издательством на перевод очередного американского дамского романа — именно его она читала в метро. Теперь ей предстояло плотно поработать, проводя за компьютером всю первую половину дня — потом солнце перейдет на их сторону дома, и до восьми вечера никакие жалюзи не спасут. Поэтому и по магазинам она отправилась в такую рань. Объяснить маме, что обсуждение недостатков ее почтенного супруга надо будет отложить до вечера, представлялось почти невозможным.

Так и вышло. За весь день Катя не подошла к компьютеру. А ведь уже был набросан подстрочник первой главы, и теперь оставалась самая приятная работа — превращение этого словесного хлама в изящную литературную безделушку. Но до обеда они в четыре руки разбирали мамины вещи и приводили в порядок комнату, которой Катя практически не пользовалась, а потому подзабросила, потом Катя потащила Галину Андреевну в ближайшее кафе, чтобы не заморачиваться с готовкой, чего не любили ни та, ни другая. Вечером же, за бутылкой вина пришлось не только узнать всю подноготную семейной жизни супругов Кентлеров, но и самой в очередной раз объясняться, почему она не выходит замуж за Мишу Титаренко.

Встав на следующий день в семь утра, Катя, несмотря на больную голову, тут же села за работу. Но уже в одиннадцать на кухне зашуршала Галина Андреевна, и все повторилось сначала. Мама постоянно заглядывала в кабинет:

— Кэт, кофейку не хочешь?

— Катюша, тебе не жарко?

Приходилось работать урывками, пока мама ходила в магазин, а потом болтала по телефону с подругой. Несмотря на плотно прикрытую дверь, оттуда доносилось: «Нет, ты представляешь? Да, да, страшный человек. Ты права, дорогая. Да, все такие». Потом были обеды и перекуры, а потом пришло солнце, и как ни пыталась Катя, щуря глаза, разглядеть что-нибудь на залитом светом экране, ей пришлось смириться с тем, что и этот день прошел впустую. А значит, придется переписывать рабочий план, в котором она по числам раскидала количество страниц, и все получалось так удачно, что в августе ей даже удавалось выкроить две свободные недели. А Кентлер не звонил и забирать жену, похоже, не собирался…

Но правду говорит мудрый народ: беда не приходит одна. Не прошла и неделя после маминого бегства, как с утра, часов около девяти, в дверь позвонили. Толстая женщина в джинсовой юбке невероятного размера и в непроницаемых солнцезащитных очках принесла телеграмму, в которой значилось: «Прибываем 6 в 14 на Московский тчк оттуда сами тебе тчк папа бабушка». Катя расписалась в получении, закрыла за письмоношей дверь и пошла изучать сообщение. Вскоре к ней присоединилась и Галина Андреевна.