Волчья мельница - [86]

Бумажных дел мастер оглянулся, и руки его бессильно повисли вдоль тела.

— Выйди из комнаты! — с трудом проговорил он. — Уходи, мама тебя не хочет… Ты не мальчик, в этом все дело! Уходи, тебе говорят!

— Папочка, милый! — крикнула девушка. — Папа, это же я, Клер!

Клер нашла в себе силы подойти к отцу, но тот посмотрел на нее угрожающе.

— Я же сказал: уходи! — повторил он.

Оба вздрогнули, услышав хриплое рычание: Соважон вошел в комнату. Шерсть у него на загривке встала дыбом, и он скалил белые острые зубы. Застав хозяйку, которая, как он чувствовал, нуждалась в защите, с человеком, которого он отлично знал, пес замер. Инстинкт подталкивал его вступиться за Клер, но и напасть на мэтра Руа он не решался.

— Соважон, нет! — вскричала девушка. — Уйди! Все хорошо!

Колен Руа подобрал с пола трость Ортанс и замахнулся на пса. В глазах у него был страх.

— Волк! Волк в моем доме!

Клер дрожала всем телом, во рту у нее пересохло. Отец лишился разума: сейчас он ударит Соважона, и тот в ответ может его поранить! Она подбежала к собаке, схватила его за ошейник и вытолкала в коридор. Силы у нее от страха утроились. Она быстро закрыла дверь, обернулась… Отец был буквально в шаге от нее. Удар пришелся ей прямо по лбу.

— Папа! — простонала Клер.

От боли у девушки потемнело в глазах, ей пришлось опереться о стену. Из раны потекла кровь. Клер стерла ее носовым платком, мокрым от слез.

— Крошка моя, у тебя кровь? — пробормотал Колен изменившимся голосом. — Я не хочу больше крови в этом доме, ты меня слышишь? Чувствуешь этот запах? Он везде, до сих пор… Кровать, стены, столько крови!

Отец и дочь встали лицом к лицу. Клер взмолилась:

— Бедный мой папочка, приди в себя! Мама умерла, но я с тобой, и у нас есть еще маленький Матье. И мельница! Пастушья мельница, стопки прекрасной бумаги, нашей фирменной, и цеха, и рабочие… Папа, послушай, ты не можешь вот так бросить мельницу на произвол судьбы! Мама хотела, чтобы твой сын вырос здоровым и сильным и управлял мельницей после тебя…

Каждое слово она проговаривала медленно, глядя бумажных дел мастеру в глаза. Он же только мотал головой. И вдруг протянул к Клер руки:

— Клеретт! Девочка моя, что я натворил?!

И он затрясся от рыданий. Клер поспешила прильнуть к отцовской груди. Колен едва стоял на ногах.

— Папа, я так испугалась, что потеряю и тебя тоже! Пожалуйста, идем со мной на кухню! Ты уже три дня не ешь, исхудал и падаешь от усталости. Я тоже проголодалась. Мама, если б знала, расстроилась бы. Ты должен держаться хотя бы ради нее!

Отец тяжело вздохнул, обнял ее еще крепче. Доверительным тоном шепнул Клер на ухо:

— То, что я видел, моя девочка, теперь не дает мне спать. Сводит с ума! То, что доктор сделал с твоей матерью, — это не по-человечески, нет… Сначала я не хотел смотреть. Меня затошнило. Но потом я сказал себе, что это — трусость. Сколько было крови! Он разрезал моей Ортанс живот, как мясники на бойне… и достал оттуда малыша — этого сына, которого она так хотела. Он был весь красный от ее крови…

— Папа, замолчи! — попросила Клер. — Выйдем отсюда!

И она тихонько повлекла отца к двери. Комнату, конечно же, нужно будет освободить от мебели, переменить обои и шторы, чтобы она выглядела по-другому, по-новому. Но не сейчас, позднее…

— Моя дорогая девочка, моя Клеретт! — Колен говорил с трудом, как древний старик.

— Папочка, я тут, с тобой!

Наконец она усадила его за стол, над которым горела керосиновая лампа, а сама принялась разжигать огонь в кухонной плите. Подогрела суп, нарезала хлеба и сыра. Бумажных дел мастер налил себе вина.

— Я тоже хочу есть, — сказала Клер. — Мы не будем ждать Бертий. И где их только носит?

Это была не та трапеза, которую принято подавать после похорон. После каждого куска Колен вздыхал и качал головой:

— Горе нам, доченька! Разве я мог подумать, что Ортанс так рано нас покинет? Я был не готов…

Девушка взяла его за руку, окинула ласковым взглядом.

— Думаю, мама боялась, что этим может кончиться. И с постели почти не вставала, чтобы мы научились обходиться без нее.

— Может, и так, — согласился Колен. — Но я никак не могу это принять, Клер! Как тебе объяснить? Ортанс бывала излишне строга, ворчлива. Но в глубине души сама от этого мучилась, корила себя.

Клер услышала скрип колес экипажа — Гийом и Бертий вернулись! — и поспешно спросила:

— Папочка, только что, в маминой комнате, ты говорил странные вещи! Что мама меня не хотела, потому что я — не мальчик. Это правда?

Мэтр Руа уставился на ломоть хлеба перед собой, рассеянно крутанул нож.

— Это старая история. В свое время я из-за этого настрадался. Твоя мать вбила себе в голову, что у нее будут только сыновья. Рожая тебя, она намучилась, но стоило повитухе крикнуть, что у нас хорошенькая девчушка, Ортанс словно с цепи сорвалась. Если б ее воля, ты росла бы на другом конце Шаранты, у моих отца и матери. Она не хотела тебя кормить, даже смотреть на тебя. Уж как я ее упрашивал! На коленях, Клер! На коленях! И, против воли, она все-таки приложила тебя к груди. Горькое молоко тебе пришлось пить, моя девочка… Но потом все потихоньку наладилось, потому что ты была хорошенькая и тихая.