Волчья мельница - [24]

— Закричишь — прирежу! — прошептал мужской голос. — У меня «перо»!

Девушка ощутила, как что-то острое ткнулось в бок. Ее захлестнула паника.

— Поняла? Ни звука!

Когда мужчина слегка сдвинул со рта пальцы, она выговорила, дрожа всем телом:

— Я не буду кричать. Сжальтесь!

Парализованная страхом, Клер пыталась узнать обидчика по голосу. Судя по рукам, он худощав, а значит, это не Эдуар Жиро, известный своей распущенностью. Она подумала — Фредерик, но у того нет акцента и другой лексикон.

— Мой пес, — продолжала она едва слышно, — что вы с ним сделали? Он не умер?

Тревога за любимца перевесила страх. Клер заплакала, испугавшись, что ей придется пережить новую кончину:

— Если вы его убили… О! Если убили…

— Всего лишь стукнул поленцем по голове! Он меня укусил. Надо было его лучше держать!

Странная ситуация и не менее странный диалог в темноте, при том что стоят они, плотно прижавшись друг к другу… Клер ощутила, как рука незнакомца начинает поглаживать ее грудь, спускается по бедру. Она дернулась, готовая отбиваться, но инстинкт подсказывал, что лучше пока постоять спокойно. Незнакомец тихо засмеялся, обнял ее покрепче. Клер злилась и не ждала от него ничего хорошего, но все равно ощутила волнующее томление во всем теле.

— Пустите! — сердито выкрикнула она.

И вырвалась из его объятий. Движение получилось резким, и она упала на колени. Чтобы он не ударил ее или снова не схватил, она попыталась отползти. Рука наткнулась на что-то теплое и шерстяное.

— Соважон!

Клер прижалась щекой к его боку и ощутила прерывистое дыхание.

— Живой! Спасибо, Господи!

Голос из темноты иронично отозвался:

— Меня ты должна благодарить! Я мог перерезать твоему псу горло!

Спорить с ним она сочла ниже своего достоинства. Человек, затаившийся во мраке, уже не казался ей таким уж опасным, и по годам они, скорее всего, ровесники. Сейчас он явно бравировал, судя по его тону. А еще он тоже оказался любопытным — зажег свечу.

Увидев сидящую на соломе Клер, он восторженно присвистнул. Девушка держала окровавленную голову пса на коленях. Расстегнутый ворот приоткрывал шею и верх грудей, маленьких и круглых, в свете свечи кожа казалась золотой, а губы — ярко-алыми. Он подошел, по-прежнему с ножом в руке.

— Надо же, а ты хорошенькая! Ладная девчонка, фигуристая!

Клер не смела на него взглянуть. Она сосредоточилась на ране на голове Соважона, которая, к счастью, оказалась неглубокой. Наконец она медленно подняла на юношу свои черные глаза, сверкающие гневом.

— Зачем вы вообще его ударили? И почему тут прячетесь?

— Ты мне этот тон брось! — отвечал парень куда менее уверенно.

Клер пыталась рассмотреть своего обидчика. Лицо его скрывала темнота, зато такой костюм из бежевого тика она уже где-то видела… Заключенные в колонии для несовершеннолетних преступников, располагавшейся в соседней коммуне Ла-Куронн[12], носили такие, чтобы в случае побега их проще было обнаружить. Однажды они с отцом ездили на бумажную мельницу во Флёрак и видели, как на полях работают юные арестанты. Вид у них был жалкий, труд — тяжелый, с рассвета и до заката. Среди них много было подростков и даже детей. В душе у Клер тогда шевельнулась жалость, и она, конечно же, поделилась впечатлениями с Базилем.

Он объяснил, горько усмехаясь, что эти бедные дети попадают в колонию за пустяшные правонарушения. В большинстве случаев их самый тяжкий грех — кража еды, чтобы не умереть с голода.

— Ты… Ты сбежал из колонии в Ла-Куронн, да?

На «ты» она перешла спонтанно. Клер с детства много общалась с работниками мельницы и привыкла к фамильярности.

— Умная, догадалась! — воскликнул парень.

Но по тому, как он покосился на свою куртку, было ясно, что он встревожен.

— Жандармы меня уже дважды ловили, потому что я, осел, пошел на запад. Думал сесть на корабль в Ла-Рошели. Тогда б меня никто не поймал… А в этом бараке я искал еду и одежду. В таком виде далеко не уйдешь. Я уже все продумал. Отсижусь тут недели три. Если за это время меня не найдут, то поиски прекратятся. Конечно, если ты меня не сдашь!

— Я не из таких! — отрезала Клер, которая к этому моменту больше сочувствовала беглецу, чем его боялась.

Носовым платком она осторожно промакивала рану собаки.

— А ты любишь своего пса! Я не хотел ему навредить, но иначе он бы вцепился мне в горло. Выбора не было, пришлось ударить. И обо мне никто и никогда так не заботился. Даже мать. Хотя я ее не знал…

Юноша сел и снял картуз с недавно обритой головы — на ней еще не было даже ежика волос.

— Меня зовут Жан. Малышня в колонии звала меня «Жанно — острое перо».

Он засмеялся. Клер исподтишка его рассматривала. Бледные, красиво очерченные губы, тонкий нос, большие голубые глаза в обрамлении черных ресниц, смуглая кожа… Она подумала, что он не может быть плохим, с такими-то красивыми глазами, чье магическое очарование она уже успела испытать на себе.

— Ты голодный, да? — тихо спросила она, смягчившись. — Могу предложить тебе только живых улиток, но они скользкие…

Жан поморщился, схватившись за живот. Клер продолжала с улыбкой:

— Зато я знаю, где ключ. В этом доме живет бывший школьный учитель. Он наш арендатор. У него наверняка в буфете есть что-нибудь съестное. Посиди тут, я сейчас!