Женщина, как не сложно догадаться, нежилась в горячей воде, и вода эта была упоительно прозрачна, так что Августу даже ждать случая не пришлось. Все и так было на виду. Тем сложнее оказалось вести с Теа светский разговор. А еще хуже было то, что Татьяна его, похоже, видела насквозь, и всем его уловкам грош цена. Однако политес соблюдала и она, общаясь с Августом, как ни в чем ни бывало. Словно и не возлежала в ванной в чем мать родила.
Для начала обсудили местоимения "мя" и "меня", придя к выводу, что в разговорной речи лучше все-таки использовать не первое, а второе.
— Да, и вообще, Август, на кой фиг, сдалась тебе поэзия? — наконец, высказала Теа наболевшее. — Здесь еще лет пятьдесят ничего путного не будет!
— А через пятьдесят? — сразу же заинтересовался Август.
— А через пятьдесят лет, — мечтательно улыбнулась Татьяна, — появится кто-нибудь вроде Александра Сергеевича Пушкина… А может быть, он и здесь родится? Надо бы выяснить, есть ли здесь Пушкины, но это еще успеется!
— Что написал этот Пушкин? — не отставал Август.
— Пушкин? — задумалась Татьяна. — О, он много чего написал. Жаль только, я почти ничего не помню.
— Не мое, — "жалобно" вздохнула, наблюдая искоса за взглядом Августа, метнувшимся к чуть колыхнувшимся от глубокого вздоха грудям. — Однако, изволь! Как тебе такое?
"Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты…"
— Дальше не помню, увы! — с искренним сожалением в голосе констатировала Татьяна, завершив четверостишие.
Стихи были великолепны. Их было мало, это факт. Однако, как по капле воды истинный философ способен представить себе океан, так и по этому четверостишью Август угадал настоящего поэта.
— Больше ничего не помнишь? — спросил в надежде услышать еще хоть пару строф.
— Только глупости, — грустно улыбнулась женщина, которую и саму стихи неизвестного Августу поэта настроили на "лирический" лад.
— Хоть бы и глупости! — когда хотел, Август умел быть настойчивым, тем более, что разговор свернул на безопасную тему.
— Ладно, — усмехнулась Татьяна, — слушай. Я эти стихи оттого помню, что меня ими один дальний родственник третировал. Как же там? Ага!
"Сосок чернеет сквозь рубашку,
Наружу титька — милый вид!
Татьяна мнёт в руке бумажку,
Зане живот у ней болит…"
— А дальше? — чуть подтолкнул ее Август.
— А дальше, вообще, неприлично! — неожиданно рассмеялась Таня:
"Она затем поутру встала
При бледных месяца лучах
И на подтирку изорвала
Конечно "Невский альманах".
— "Невский альманах" — объяснила через мгновение, — это, надо полагать, литературный журнал. Но его пока не издают, а жаль.
— Переходим к прозе! — резко сменила Теа тему разговора. По-видимому, стихи Пушкина напомнили ей о семье, о которой она Августу ничего не рассказывала, о доме, о родном мире. — Вода остыла! Не возьмешься подогреть?
— А сама? — Чуть прищурился Август. Теа пора было научиться использовать свои способности. Знать нечто и уметь этим "нечто" пользоваться — суть, разные вещи. Не говоря уже о естественности процесса. Для Теа — если уж речь шла о приеме ванны, — подогреть остывшую воду должно было быть первой и естественной реакцией, но она, вместо этого, обратилась к Августу.
— Сама? — переспросила женщина.
— Сама… — задумчиво повторила она.
Затем прикрыла глаза, построжала лицом, сосредотачиваясь на какой-то своей мысли, и в следующее мгновение от воды повалил пар.
— Аккуратнее! — испугался Август. — Так можно и обвариться!
— Не боись, моншер! — победно улыбнулась Теа. — Температура в самый раз! Некоторые, Август, — улыбка явна меняла смысл, — любят погорячее.
"А вот это уже явно не о воде!" — констатировал Август, любуясь раскрасневшейся женщиной.
— Жаль ванная маловата, — вздохнула Теа, — а вылезать лень…
Похоже, ее мысли шли в одном направлении с желаниями Августа, но в преддверии светских развлечений, щедро обещанных им гостеприимным хозяином, спешить с реализацией эротических фантазий никак не следовало.
"А жаль…" — должен был признать Август, но поскольку, презрев свои обязательства перед графом Василием, предаться любви сей же час они все-таки не могли, оставалось лишь сменить тему разговора.
— Кстати, о прозе! — первой нашлась женщина. — Август, будь любезен, возьми там со столика книгу и открой на заложенной странице.
Закладкой служил высушенный в дороге оранжево-красный клиновый лист. Август раскрыл книгу и повернулся к Теа:
— С какого места?
— Щеголиха…
— Щеголиха… Так-так… Читать подряд?
— Да, — подтвердила Теа, и Август стал читать, постепенно, по мере прочтения, начиная понимать, чем заинтересовал Таню этот именно текст:
"Щеголиха говорит:
— Как глупы те люди, которые в науках самые прекрасные лета погубляют. Ужесть как смешны ученые мужчины; а наши сестры ученые — о! они-то совершенные дуры. Беспримерно, как они смешны! Не для географии одарила нас природа красотою лица; не для мафиматики дано нам острое и проницательное понятие; не для истории награждены мы пленяющим голосом; не для фисики вложены в нас нежные сердца; для чего же одарены мы сими преимуществами? — чтобы были обожаемы. В слове уметь нравиться
