Волчья хватка. Книга третья - [76]

—Смелей! — жизнерадостно и торжественно бодрила вотчинница. — И проворней! А то шкандыбаете, как хроменькие. Да подолы–то берегите! Замочишь подол–честь девичью потеряешь! Невесты о чём–то пошептались и зажали рты, сдерживая смех.

—Чего это вы развеселились? — насторожилась вдова. — Примета такая!

—Тётка Николая! — озаряя голубым пространство, заговорила самая смелая смуглянка. — А расскажи нам, как ты подол замочила?

Вячеслав наконец–то узнал, как зовут вотчинницу, и подивился переиначенному на монастырский лад мужскому имени.

—Если б только подол, — мечтательно и сдержанно проговорила та. — Меня Булыга по горло искупал… В другой разрасскажу. Топчите! Да волос не роняйте.

—А мы в платочках! — с серьёзным видом отпарировала Лела.

—У вас что, волосы только на головах растут? — спросила с намёком вдова, чем вызвала новый приступ веселья.

—А с меня пот капнул! — придуривалась смуглянка. — Вино испортится?

—От пота крепче будет, так что проливайте. Девичий пот, он что мирра, священный… И хватит языками чесать!

Ражный тем временем в другом углу возился с бочками. Дело оказалось нехитрым, за полчаса он подбил все обручи, один, ставший великоватым, заменил и уже поглядывал на дверь в предвкушении охоты, но вдова обнаружила брак. Её самая драгоценная бочка, что летала под откос, всё–таки ударилась где–то о камень, получила вмятину, и одна клёпка треснула поперёк.

Трещина была едва видима и вряд ли бы дала течь, но вотчинница велела аккуратно снять обручи, вынуть повреждённую и заменить, подобрав по размеру и изгибу точно такую же. Штабель старых, разобранных бочек лежал в углу, заботливо укрытый плёнкой.

Бондарничать ему ещё не приходилось, овладевал этим ремеслом по ходу дела и допустил ошибку: сняв верхние обручи, попробовал выбить лопнувшую клёпку, но та была заклинена нижними. Сбил один —не вытаскивается, немного ослабил второй и уже вытянул было злосчастную клёпку, как бочка внезапно рассыпалась и превратилась в кучу кривых досок.

—Ты что натворил, а? — как–то обрадованно возмутилась старуха. — У тебя откуда руки растут? Кто же так делает? Тоже мне, вотчинник…Вот теперь собирай. Да гляди клёпки не перепутай!

Спросить, как это делается, было нельзя! Это всё равно что выйти на ристалище и сразу сдаться сопернику, потому что не знаешь, как биться в кулачном зачине. Вячеслав разложил клёпки по одной вряд —хорошо, крышки не перепутались! — и принялся набирать их, фиксируя нижними верхним обручами. Вроде бы собрал на живую нитку, однако не заменил треснувшую, и когда пошёл подбирать подходящую из штабеля, бочка вновь сложилась в поленья для костра.

Тётка Николая это увидела и прихромала к нему в угол. Посмотрела, подняла одну тяжёлую клёпку, словно намереваясь стукнуть поголове.

—Ты что делаешь, отрок? — спросила с вызовом.

—Собираю бочку, — пробурчал Ражный.

—Ты мне вино портишь! — взвилась старуха. — Ты душу бочки в пыли возишь! Грязь заносишь. А нутро у бочки–это как матка, соображаешь? Там вино зачинается и вынашивается. И оттуда потом рождается. Ладно французы не понимают. Ты же не француз! Знаешь, что вино делает вином? Смотри сюда! Это называется винное семя, — и указала на широкую, пропитанную за многие годы вином тёмную полосу на ребре клёпки. — Сок забраживает от солнца. Это папино семя. А это–родовые материнские дрожжи. Им двести лет! Отсюда и сорт, и вкус, и букет. Что такое яйцеклетка, ты понимаешь? Поэтому моё вино не дурит голову! Моё вино веселит душу и проясняет разум!

После такой научной выволочки Ражный переложил все клёпки с каменного булыжного пола на верстак и даже внутренне развеселился от блестящей старухиной лекции по виноделию. Прочитанной, кстати, не только для него —девицы в чане восхищённо прислушивались.

Между тем они промесили верхний слой винограда и утопали уже до середины икр, приподнимая подолы до колена. Как–то незаметно первое смущение слетело, и они уже веселились, разгуливая по чану и изображая цапель или журавлей. Правда, ноги были розовыми от сока, как у гусынь. Ражный перебрал целую кучу клёпок от старых бочек, прежде чем нашёл подходящую, и вновь принялся за сборку. На сей раз он вставил вовнутрь железный обруч, чтоб удерживать клёпки, и почти собрал. И вдова отлично видела, как он исхитрился, но молчала, пока он не начал вставлять верхнюю крышку.

—Ты что, совсем бестолковый? — злорадно спросила она, косясь на невест, чтоб оценили её старания по унижению жениха. — Как обруч станешь доставать? Внутри оставишь? А что с вином будет, коль железо попадёт? Вынуть обруч из пузатой бочки, не разобрав её, оказалось не возможно, впрочем, как и согнуть его. Вячеслав встал возле, как витязь на распутье.

—Меньше надо на голые ножки таращиться, — заметила вотчинница и поковыляла к невестам. — А вы подолы–то выше задирайте, нечего в соке возить! Только сейчас до Ражного дошло, что всё это устроенный старухой спектакль, продуманный до мелочей и, скорее всего, много раз отыгранный. Весёлые невесты давят виноград, утопая уже по колено и показывая бёдра, так сказать, товар лицом, а жених возится с бочкой, которую наверняка просто так собрать невозможно, и значит, уйти из сарая. Вероятно, по обычаю отрока надо всячески унижать, выставлять глупцом, чтоб не возгордился, давать невыполнимые задания–вобщем, поступать, как в сказке поступают с Иванушкой–дураком.