Волчий замок - [9]

— Отвезите нас на какую-нибудь набережную, — сказала вознице Жанна, чувствуя, что хочет побыть у воды.

Ехали в тишине.

Молчала Жанна. Молчала и слышавшая весь разговор от слова до слова Жаккетта.

* * *

Наконец пахнуло водной свежестью, правда, с легким налетом какой-то затхлости.

Велев вознице подождать, Жанна пошла к Тибру. Тихо струились его воды. Деревья, стоявшие на берегу, купали в струях свои ветви.

Не обращая внимания на то, что намокнут башмаки и юбки, Жанна прямо в платье вошла по колено в воду.

Странные чувства, противоположные друг другу, переполняли ее.

С одной стороны она чувствовала, что от громадного облегчения сейчас взлетит над землей, лопнули наконец те цепи, что смертным ужасом сковывали ее. Словно воды Тибра смывали, уносили в море видение возможного костра. Было так хорошо, что даже страшно: казалось, в любой момент душа покинет тело и вспорхнет.

Но с другой стороны почему-то было невыносимо обидно!

Получалось, все напрасно?

Бегство, пираты, гарем, предательство Марина, лишения и опасности? Женская блажь толкнула ее на край земли? А никакой опасности не было? И сейчас она, Жанна, могла благополучно жить в Ренне, в своем Аквитанском отеле, никого не боясь и ни от кого не скрываясь? И не глотать глиняную пыль Триполи, не нюхать рыбную вонь пиратского трюма?

И никогда не узнать холодного недоумения в глазах Марина, когда он утром увидел ее на сладкой земле Кипра?!

Всего этого не было бы! Ни унижений, ни страданий!

Почему Мефрэ не назвала ее, Жанну?! Ведь никого не пропустила!!! Почему?!!

Жанне, наверное, было бы еще обиднее, узнай она, какой мелочи обязана жизнью.

Это знала Жаккетта и молчала.

Перед ее глазами стоял вечер накануне отъезда бретонского двора в Нант. Вечер, когда Жанна послала ее за своими сережками к ювелиру.

Получилось, что простое детское правило — на добро отвечать добром — спасло им жизнь.

В тот вечер в лавке ювелира была и колдунья Мефрэ. Им вместе пришлось на обратном пути отбивать нападение, а потом убегать от грабителей.

Не желая этого, боясь колдуньи, но повинуясь неосознанному, древнему инстинкту, что нельзя бросать человека в беде, Жаккетта вместе с Большим Пьером довела Мефрэ до дома. Не раскрыв ее тайны и не бросив на полпути на верную гибель.

И колдунья отплатила ей тем же. Не специально. Не напоказ. Просто когда изломанная пыткой, она вышептывала разбитыми губами имена людей, покупавших у нее снадобья и зелья, она не назвала имени Жанны, хотя назвала всех остальных.

И подарила жизнь…

Жаккетте было очень стыдно. Потому что суеверный страх перед колдуньей остался. И презрительный взгляд Мефрэ сейчас бы не смягчился.

* * *

Постояв в прохладной воде, Жанна постепенно пришла в себя и осознала, что теперь она свободна и независима.

И огонек мстительной радости загорелся в ее глазах.

Глава IV

Вернувшись на квартиру, Жанна приказала Жаккетте высушить платье и привести его в порядок, а сама в одной рубашке, с распущенными волосами, заняла наблюдательный пункт у окна.

Ближе к вечеру внизу сверкнула плешь протонотария.

Громкоголосые грузчики, нанятые на одном из рынков, под его руководством устанавливали во дворике среди зелени очередной беломраморный обломок, купленный протонотарием у добывателей древностей.

Протонотарий заметил сидящую у окна прелестную в своем русалочьем облике Жанну и приветствовал ее поклоном.

Она склонила голову в ответ и, загадочно улыбаясь, отправилась одеваться.

— Возьми пяльцы с вышивкой! — приказала Жанна Жаккетте. — Подожди, когда я с этой плешивой плесенью поднимусь к нему, тогда тоже поднимайся, только тихо, и жди за дверью.

Жаккетта кивнула.

Одетая, словно на прием, Жанна выпорхнула во дворик с выражением озабоченности на лице.

— Ах, святой отец, у меня к вам громадная просьба, — с мольбой глядя на протонотария, сказала она.

Протонотарий встрепенулся.

— Минуточку, госпожа Жанна! — сказал он. — Разрешите, я разберусь с людьми, и тогда мы обсудим вашу проблему.

Жанна вздохнула и покорно кивнула.

Моментально выпроводив рабочих, протонотарий сказал:

— Позвольте пригласить вас в мою келью. Там разговаривать, я думаю, будет куда удобнее.

— Конечно… — печально улыбнулась Жанна.

* * *

Келья оказалась хорошо обставленным покоем. Ничего монашеского в ней и с фонарем отыскать было нельзя.

Протонотарий прикрыл ставни, чтобы солнце, как объяснил он, не мешало, и налил два бокала вина.

— Я слушаю вас, госпожа Жанна! — удовлетворенно сказал он.

Присев на краешек кресла так, чтобы поясница слегка выгнулась и грудь приподнялась, Жанна держала в обеих ладонях бокал и, глядя в его гранатовые глубины, медленно говорила, изредка поднимая просящий взгляд на собеседника.

— Вы знаете, святой отец, я в Риме уже столько времени, а мои дела в канцелярии совсем не двигаются…

— Терпение, дитя мое, терпение. Господь воздает терпеливым, — ободряюще улыбнулся протонотарий. — Ибо сказано не нами: «Всему свой час, и время всякому делу под небесами…»

— Я терплю-терплю… — надула губы Жанна. — А аудиенции все нет и нет!

Она отпила из бокала.

— Не расстраивайтесь, прекрасная Жанна! — прожурчал, словно ручеек, протонотарий. — Давайте ваш бокал, я налью еще. Кьянти чудо как хорош. Мне прислали его из Сиены.