Волчицы - [18]

Наступил час второго завтрака, я проголодался и вернулся. Элен села за стол первая и за едой не проронила ни звука. Из нас троих естественней всех держала себя Аньес. Ее близорукость позволяла ей смотреть на нас, но не видеть. У меня же, когда я протягивал руку к блюдам и накладывал себе ветчину, говядину, сыр, добытые благодаря промыслу Аньес, был, вероятно, вид преступника. Царящее за столом напряжение было непереносимо. Вечером оно усугубилось. В наш квартал вновь дали электричество, и люстра заливала столовую праздничным светом. За обедом каждый слышал, как ест другой; стук вилки о тарелку, звук пережевываемого хлеба — все становилось нестерпимым. Я ощущал скованность и небывалую угнетенность, видимо, те же чувства в свое время и подбили Аньес на ее тайное увлечение; и вновь чудовищное, невыразимое любопытство влекло меня к ней.

После обеда мы разошлись более сдержанно и отчужденно, чем путешественники, случайно оказавшиеся за одним столом на постоялом дворе. Я нарочно оказался за спиной Элен и дернул ее за рукав, а затем прошел в большую гостиную выкурить сигарету. Элен появилась там несколько минут спустя.

— Вы хотели мне что-то сказать, Бернар?

— Да. Так не может продолжаться, вы это прекрасно понимаете! Мы похожи на диких зверей, запертых в одной клетке и готовых растерзать друг друга.

— Ну, что касается меня, то я привыкла. Это длится годы.

— И вы не придумали никакого выхода?

— Нет. Никакого. Поставьте себя на мое место, Бернар. Аньес — моя сводная сестра. Мой отец унаследовал крупное предприятие, его вторая жена, мать Аньес, успела до смерти все пустить на ветер. Он подобрал ее бог знает в каком казино, можете себе представить… Бедный папа! Он надорвался, пытаясь вновь встать на ноги. Я старалась как могла воспитывать Аньес… Я, наверно, наскучила вам со своими бедами?

— Ну что вы, Элен!

— До войны я как-то сводила концы с концами. Отец оставил нам два дома, этот принадлежит Аньес, а другой, в Вэз, мне. Правда, он не приносит дохода, поскольку жильцы не платят за квартиру.

— Понимаю.

Элен сделала несколько шагов к двери в прихожую, внимательно прислушалась, затем вернулась и понизила голос:

— С Аньес всегда было нелегко. В сущности, она унаследовала натуру матери. Все ей что-то должны, всё не по ней. Думаете, она помнит то хорошее, что я сделала для нее? В таком случае вы ее не знаете. Вы ведь свидетель утреннего происшествия.

— Как раз об этом я и хотел поговорить, Элен. Кое-что нужно выяснить. Предположите, что она не симулирует. Элен задохнулась от возмущения, но промолчала и вцепилась мне в запястье.

— Лгунья она, больная лгунья! Да, больная! — зашептала она. — Несколько лет назад пыталась покончить с собой. Отравиться вероналом. Якобы была очень несчастна… Не поддавайтесь, Бернар. Она способна на все. Я высвободил руку и обнял ее за плечи.

— Ну-ну! Успокойтесь! Я считал вас уравновешенной, а вы, оказывается, еще более возбудимы, чем ваша сестра. Я только сказал: предположите, что она не симулирует. В конце концов, доказать, что она симулирует, вы ведь не в состоянии. Она так точно описала нам Жерве. И потому…

— Это было бы еще хуже, — прервала меня Элен. — Чувствую, скоро она будет внушать мне ужас. Я и так натерпелась стыда. Все наши друзья, один за другим, отвернулись от меня. Я одинока… одинока…

— Да, одинока. Но я рядом, Элен. Слезы показались у нее на глазах. Она склонилась головой мне на грудь.

— Увезите меня, Бернар. Я не в силах выносить дольше эту жизнь… Иные дни я слишком несчастна. Я боюсь. Боюсь ее. Женитесь на мне… Формальности не займут много времени. Мы тотчас же уедем куда пожелаете — лишь бы подальше… Она же останется здесь. Я не предвидел, что наш разговор примет такой щекотливый оборот.

— Послушайте, Элен, — ответил я. — Вы безусловно правы, но прежде чем решать что-либо, нужно убедиться, не подвергается ли ваша сестра опасности, оставаясь здесь.

— О какой опасности вы говорите?

— Вы сами только что сказали: она больна. Доверьтесь мне, Элен. Я намерен понаблюдать за Аньес, разговорить ее, понять, искренна она или обманывает. Без этого нельзя.

— Я не хочу вас потерять.

— Но ведь нам ничто не угрожает, Элен.

— Вы уверены, что любите меня?

— Совершенно уверен.

Я несколько раз поцеловал ее в волосы, обрадованный ее невольным разрешением, и сделал вид, что собираюсь проводить ее до комнаты.

— Нет, — остановила она меня, — я вам запрещаю.

Я терпеть не мог этих ее выкрутасов и не стал настаивать. Теперь нужно было поскорее увидеться с Аньес. За целый день мне ни разу не удалось остаться с ней наедине. В столовую она являлась последней, уходила первой, у себя в комнате запиралась. Казалось, я перестал существовать для нее. Мои беспокойство и озлобление час от часу нарастали. Под конец дня я едва сдерживался. Я решительно постучал в дверь ее комнаты. С мрачным видом и тревогой в глазах она отперла.

— Что вам?

— Могу я войти, Аньес? Всего лишь на минуту.

— Вас послала моя сестра?..

— Да нет же.

— Тогда входите быстрей.

Я вошел, не зная, зачем и что буду делать дальше. Едва за мной закрылась дверь, я обнял ее. Клянусь, я не хотел того, что произошло потом. Я был словно больной под наркозом: и видел, и слышал, но в каком-то другом измерении. Желание, как клинок, вонзилось в мою плоть. Если бы Аньес не закрыла мне рукой рот, я бы закричал. Я задыхался, был невменяем, изнемог, сердце бешено колотилось в груди. Я совершенно утратил власть над собой, и только одна мысль еще удерживалась в мозгу: «Она все обо мне знает… Видит меня насквозь… Она знает… Все знает…» Я открыл глаза. Ее глаза, подобно двум раскаленным звездам, были устремлены на меня.