Волчица и пряности. Том 10 - [49]

Эти существа сильнее и умнее людей, они правили миром до того, как он попал в человеческие руки. Но день за днем мир меняется, и трудности, подобные нынешней, встречаются все чаще.

– Если даже сыновья и дочери не помнят, каков их долг перед родителями, то внуки не помнят тем более. Я не могу более действовать открыто. В лучшем случае могу показываться время от времени, чтобы попытаться укрепить силу моего племени в людских глазах.

– Легенда… о Золотом баране…

– Верно. К слову, некоторые из тех случаев – результаты моей неосторожности, когда я встречался с друзьями, которых не видел очень и очень давно.

Если кто-либо произносит несмешную шутку, когда и без нее не смешно, иногда весы склоняются на сторону смеха. Но когда волна смеха утихает, остается лишь тревога.

– Я не умею считать деньги, но для меня не секрет, что монастырь на грани разорения. Всякий раз, когда король требует денег, нам задерживают жалованье. Некоторые из торговцев, с которыми мы ладим, говорили, что еще одного такого побора мы не выдержим.

– Но это…

– Я уже не знаю, что я тут могу поделать. Если нужно что-либо растоптать копытами, истолочь зубами – я сделаю это с радостью. Ты же торговец, да? Когда люди выгоняют моих родичей из лесов и с гор, торговцы всегда шныряют в тени. И увидев, как один из них водит столь близкую дружбу с волчицей… я понял: конечно, мы можем лишь…

Хаскинс издал невероятно протяжный вздох и закончил фразу:

– …Мы можем лишь положиться на тебя.

– Но –

– Пожалуйста.

Лоуренс провел несколько лет в странствиях. Не раз и не два он выполнял просьбы умирающих попутчиков доставить весточку их семьям. Глядя, как эта же страшная картина вновь разворачивается у него перед глазами, он лишился дара речи. Обычное письмо он мог бы принять. Но это было сообщение о новом королевском налоге.

– Нет.

Лоуренс по-прежнему стоял столбом, не в силах вымолвить ни звука; вместо него заговорила Хоро.

– Нет. Мы не можем пойти на такой риск.

– Хоро…

– Если чего-то ты не можешь сделать, будь честен и прямо скажи, что не можешь. Не ты ли решил уже, что твое участие в здешних делах было бы слишком опасным? Мы отправляемся завтра, а если завтра не сможем, то послезавтра. Мы путешественники, и это место для нас ничто.

После этой словесной атаки какое-то время не было слышно ничего, кроме частого, неглубокого дыхания Хоро. Если бы она эти слова произнесла нахмурившись, Лоуренс, возможно, рассердился бы. Но отнюдь не гнев вынудил его бесстрастно встать и двинуться к Хоро, оставив Коула приглядывать за Хаскинсом. Хоро, придя в себя, съежилась.

Ее выражение лица с трудом поддавалось описанию. Поджатые губы выдавали гнев, но в то же время как будто печально подрагивали. Плечи поникли, кулаки были крепко сжаты, лицо – мертвенно бледное. Видеть ее такой для Лоуренса было невыносимо. Он знал, что реакция Хоро была вызвана обычной ревностью.

– Чт… что? Ты… я неправа? Ты сказал, что будет опасно, поэтому я предложила уехать. А теперь ты хочешь принять предложение этого создания –

– Хоро.

Лоуренс взял ее за руки. Хоро немного повырывалась, потом утихла. Слезы бежали у нее по щекам. В глубине души она понимала, что ее слова совершено детские. Она могла вынести то, что Пиаски создавал новый дом для людей, но если от этого выигрывал Хаскинс – совсем другое дело. И ведь родные дома ее и Хаскинса уничтожил один и тот же враг – Медведь Лунобивец.

– Юная волчица… – молвил Хаскинс. – Твой дом ведь тоже он разрушил, да?

Хоро смотрела на него, и в ее взгляде смешались ревность, зависть и настороженность.

– Создать для себя новый дом было нелегко. Мы приняли человеческий облик, мы старались не привлекать к себе внимания, не запоминаться, мы затаились под видом пастухов – и продолжаем делать все это до сих пор. Мы давным-давно решили, что во имя защиты этого места пойдем на все.

– Я тоже так могу! – гневно выкрикнула Хоро, но голос ее звучал слабо. Потом она охрипла, и следующие слова звучали уже невнятно.

– Если мне удастся найти… свой дом… Йойтсу… я… тоже…

– Судя по всему, тебе не приходилось сражаться с медведем, я прав? Ты говоришь, что тебе достанет решимости рискнуть жизнью, бросив вызов медведю?

Лицо Хоро исказилось от гнева. Она, похоже, решила, что Хаскинс относится к ней пренебрежительно. Но даже глядя в эти полные ярости красновато-янтарные глаза, Хаскинс оставался спокойным и невозмутимым.

– Когда он явился к нам, я бежал. Я бежал, как последний раз в жизни, потому что у меня тоже были товарищи, нуждавшиеся в моей защите. Я изо всех сил вел их к спасению. Та ночь до сих пор жива в моей памяти – громадная полная луна в небе, четкие вершины гор на горизонте за лугами… и мы, бегущие в ужасе прочь от изобильных лугов, на которых всегда паслись.

Хаскинс выглядел дряхлее обычного. Видимо, человеческий облик его, как и Хоро, делал слабее. Но все же он продолжал говорить без устали, словно огонь, горящий в печи, растопил давным-давно замерзшие в сердце воспоминания.

– На бегу я повернул голову туда, где был мой дом, и тогда я увидел его. Увидел этого громадного медведя, туша которого вполне могла бы усесться на те горы… страшное и прекрасное зрелище. Даже сейчас я искренне так считаю. Он взревел и поднял когтистую лапу, будто пытаясь схватить луну. Никогда не забуду эту картину…