Волчица - [11]

Усадьбу охватила паника, и никто не осмелился продолжать поиски в одиночку. Явную опасность можно было предотвратить; но как бороться с этой коварной Смертью, что бродила невидимо средь бела дня и одинаково настигала и озорного ребенка, и престарелую женщину, которая вот-вот должна была лечь в тихую могилу?

— Она поцеловала Рола! Она поцеловала Треллу! — снова и снова раздавался бешеный крик Христиана.

Наконец Свен оттащил его от остальных, хотя Христиан, в агонии горя и отчаяния, и обвинял себя во всеуслышание в случившемся. Это ясно показывало, что Свен вполне обоснованно предполагал сумасшествие, если только странный вид Христиана и дикие, бессвязные слова могли служить достаточным свидетельством безумия.

Однако с тех пор Свену, несмотря на все его красноречие и положение в доме, никак не удавалось отвести подозрения от Белой Шубки. Он снова сумел заставить Христиана замолчать, и никто не требовал от него доказательств невиновности девушки. Но Свен хорошо понимал значение того, что больше не слышал ее имени, прежде звучавшего так часто — люди избегали произносить его вслух, позволяя себе разве что еле различимые шепоты.

Шли дни, но суеверные страхи, которые так презирал Свен, не рассеивались. Он был зол и встревожен; он страстно желал, чтобы Белая Шубка появилась вновь и одной своей яркой и благословенной красотой вернула себе расположение домочадцев. Правда, Свен сомневался, что неизбежный холодный прием ускользнет от ее внимания; он также ясно понимал, что Христиан может взбунтоваться, и страшился какой-нибудь неожиданной выходки брата.

Некоторое время разногласия близнецов выливались со стороны Свена в суровое безразличие, со стороны Христиана — в тяжелое подавленное молчание. Христиан не переставал с тревогой наблюдать за братом, испытывая укоры совести и дурные предчувствия. Вдобавок, отчужденность Свена невыносимо тяготила его, а мысли об их жестоком разрыве причиняли ему непрестанные мучения. Старший брат, самодостаточный и высокомерный, едва ли сознавал, как сильно терзала Христиана его враждебность. Подобная глубина и сила привязанности были ему неведомы. Преданное раболепие брата лишь укрепляло его власть, и нынешнее упорное сопротивление Христиана его разуму и воле Свен расценивал как злой умысел, если не откровенное безумие.

Его крайне раздражала постоянная слежка Христиана, чреватая досадными и опасными последствиями. Стремясь усыпить подозрения брата, Свен счел разумным заключить мир. Не было ничего легче: немного доброты, несколько мелких знаков внимания, капелька прежней братской властности — и Христиан откликнулся с благодарной радостью, которая могла бы тронуть Свена, если бы он ее правильно понял, но вместо этого лишь усилила его затаенное презрение к брату.

Уловка оказалась настолько удачной, что в один прекрасный день, ближе к вечеру, когда Свен передал Христиану просьбу срочно прибыть в отдаленную деревню, брат ничуть не заподозрил неладное. Когда же выяснилось, что никто Христиана не вызывал, он преспокойно отправился обратно, предполагая лишь ошибку или недопонимание. И только когда Христиан увидел долину, и усадьбу, и заснеженные холмы вокруг, казавшиеся в ночи серыми, живое воспоминание о том, как он прошел по следам ужаса до самой двери родного дома, пробудило в нем сильный страх, а с ним и смутные подозрения.

Он крепче сжал медвежье копье, служившее ему посохом. Все чувства были настороже, каждый мускул напряжен; возбуждение подстегивало его, осторожность сдерживала, и вместе они направляли его быстрые и бесшумные шаги Он сознавал, что развязка уже близка.

Когда он приблизился к внешним воротам, какая-то легкая тень зашевелилась и исчезла — словно серый снег взметнулся и пришел в движение. Тень потемнее осталась и повернулась лицом к Христиану, и кровь его заледенела в предельном отчаянии.

Перед ним стоял Свен, а исчезнувшая тень, конечно же, была Белой Шубкой.

Они были вместе — стояли совсем рядом. Быть может, Свен сжимал ее в тесных объятиях, и губы их встретились?

Ночь выдалась безлунная, но при свете звезд он разглядел раскрасневшееся и ликующее лицо Свена. Румянец еще не сошел, хотя выражение этого лица быстро изменилось, когда Свен встретился глазами с братом.

«Если Христиан все узнал, — думал Свен, — как справиться с одной из его безумных вспышек? Решительностью? Безразличием?» Не зная, что предпринять, он напустил на себя гордый вид.

— Белая Шубка? — хриплым и задыхающимся голосом спросил Христиан.

— Ну и что?

Интонация Свена подразумевала готовность к самым решительным действиям.

— Ты ее целовал?

Слова Христиана поразили Свена, как прямой удар молнии, ошеломили его своей чистейшей безрассудной смелостью.

Свен покраснел еще сильнее и все же слегка улыбнулся: успех был неоспорим. Если бы между ним и Христианом и в самом деле, как он воображал, существовало соперничество, торжествующая дерзость, написанная на его лице, неминуемо вызвала бы ревнивую ярость.

— Как ты смеешь спрашивать меня об этом?!

— Свен, о, Свен, я должен знать! Да, ты ее целовал!

Нотки отчаяния и муки в его голосе рассердили Свена, но он неверно истолковал их. Ревность, побуждающая к такой самонадеянности, была для него невыносима.