Волчьи ягоды - [46]

— Тамара Сташевская, — сказал он, ни минуты не задумываясь. — Ты сразу ее узнаешь. Большие черные глаза, а на щеках ямочки. Типичная украинская Оксана.

— Оксана все-таки или Тамара? — переспросил Гринько.

— Тамара, тупая твоя головушка, Тамара. С тобой, Гриня, лучше всего говорить протокольным языком, — съехидничал Павелко. — Ну, как там у вас дела? Где шеф?

— Велел кланяться, — сказал Гринько. — Приглашал на вареники с вишнями. В собственные апартаменты. Не перепутай: меня приглашал, не тебя.

— Не говорил, чтобы я приехал?

— Говорил. Вызвал бы, мол, Павелко, да боюсь, все дело испортит.

Гринько решил, что достаточно отомстил старшему лейтенанту за его ехидство, и поспешил повесить трубку.

Сташевская оказалась именно такой, как описал ее Павелко. А мальчуган, который прижимался к ней, был точной копией Валиева.

«Тут трудно ошибиться, — подумал Гринько. — Что же их связывает? Любовь или расчет? Семья, а живут врозь».

— Здравствуйте, Тамара, — приветствовал он ее. — Тенгиз дома?

В глазах женщины мелькнуло удивление.

— Что-то я вас не помню.

— Это не удивительно, — Гринько широко улыбнулся и подмигнул мальчику. — Впервые видимся. Но вы не ответили на мой вопрос.

— Если знаете Тенгиза, то должны бы знать, что он тут не живет.

— Ваша правда. Где он живет, я знаю. Знаю, однако, что и здесь он не чужой человек. Сесть не пригласите?.. Вот что, Тамара, времени у меня в обрез, поэтому не будем играть в прятки. Я оперуполномоченный Гринько, вот мое удостоверение.

Сташевская отшатнулась.

— Что с Тенгизом?

— А почему вы решили, что с ним что-то случилось?

— Так ведь, — неуверенно начала она, — милиция зря не будет интересоваться.

— Вы правы. Справляться о здоровье вашего мужа нам вроде бы и ни к чему. Раз мы уж, как вы метко выразились, интересуемся им, то для этого существуют серьезные причины. Вы знаете, чем занимается Тенгиз?

— Ш-шофер... На ф-фабрике, в областном городе.

— А еще?

Сташевская молчала. Мальчик дергал ее за юбку, просился на руки, а она не сводила перепуганных глаз с Гринько.

— Не знаете или не хотите говорить? Тогда я вам скажу. Тенгиз Валиев замешан в преступлении, которое сурово карается законом, — в хищении социалистической собственности. И вы это знали!

— Нет! Клянусь, нет!

— Но догадывались. Разве не так?

— Н-не знаю. — Сташевская смутилась. — Иногда мне казалось...

— Что он на удивление много зарабатывает?

— Да. Тенгиз сердился, когда я спрашивала. Я, говорит, шофер, а шофер всегда при деньгах. Если у него на плечах голова.

— Тамара, — Гринько глянул в окно, — вы любите его. Помогите мне. Не скрою, наказания он не избежит, но смягчить его судьбу еще не поздно. Скоро он придет сюда...

В глазах Сташевской вспыхнула радость и сразу же угасла. Мальчик все еще теребил ее за юбку, женщина прижала его к себе, тихо заплакала.

— Что я могу?

— Много. Вы имеете на него влияние. Уговорите, чтобы он прислушался к моему совету, не вытворил еще чего-нибудь.

Послышался рокот мотора.

— Он, — сказал Гринько. — Решайтесь, так будет лучше.

Валиев вошел без стука, чуть ли не бегом.

— Салют, Тамарка! — крикнул с порога. — А что это мы плачем? Сынок, это ты обидел маму? А ну, признавайся! — Заметив Гринько, нахмурился. — Что тут происходит? Ты кто такой? Ты что тут делаешь?

Гринько сделал шаг, отрезая Валиеву дорогу к двери.

— Слишком много вопросов, — сказал он. — Но все законные. Потому и отвечаю: моя фамилия Гринько, я из уголовного розыска, жду вас, Тенгиз Валиев. Поговорим?

Продолговатые глаза Валиева спрятались в щелках век. Какое-то мгновение он колебался, не зная, как себя вести, затем полоска черных усиков поползла вверх, что, вероятно, означало усмешку:

— Поговорим.

— С этой минуты, Тенгиз Валиев, вы задержаны, — сказал Гринько. — Вам будет предъявлено обвинение в хищении социалистической собственности, использовании в корыстных целях государственного транспорта, покушении на жизнь гражданки Полищук. Всего не перечислишь, да и не моя это задача. Говорю вам лишь для того, чтобы вы знали: нам известно все, отпираться бессмысленно.

Всего лишь на секунду отвернулся младший лейтенант, чтобы глянуть в окно — показалось, что кто-то направляется к дому, и тут же услышал отчаянный крик Сташевской:

— Тенгиз!

Одним прыжком Гринько оказался около Валиева и вывернул ему руку. Звякнул о пол нож.

— Э, голуба, так не годится. Мы же условились поговорить. Симпатичная финочка. Сам смастерил? Спасибо вам, Тамара, что уберегли его еще от одной глупости. Он и так наделал их больше, чем нужно.

— И ты с ним заодно! — взвизгнул, упираясь, Валиев.

— Тихо! Кому говорю? Горячая кровь... Остынь! Я же могу и рассердиться. — Гринько спрятал финку в карман, а вместо нее вынул сопелку из вербы. — Сына бы постыдился! Не бойся, мальчик, папка пошутил. Бери дудочку, вот так. А ну подуй! Ах, как поет. Ну, убил бы ты меня, Валиев, и была бы тебе высшая мера наказания. Благодари жену, она у тебя умница, да дураку досталась. — Инспектор вздохнул. — А чтоб не было между нами больше недоразумений... — Гринько открыл окно и свистнул. Из-за кустов смородины в палисаде выступили два милиционера. Он махнул им рукой, мол, все в порядке, и повернулся к Валиеву. — Как видишь, я тут не один. Продолжим наш разговор.