Вокзал - [17]

Во второй половине этого же дня Александр Михайлович привез Марию в следственный изолятор и устроил ей свидание с братом. И не пожалел об этом: увидел, как осветилось радостью угрюмое, почти мрачное, лицо Дыбина, как жадно протянул он к ней задрожавшие от волнения руки.

Выбрав свободную субботу, Гвоздев поехал к Тамаре, сестре жены, к кому та уехала.

Александр Михайлович сидел в купе вагона. За окном мелькали незатейливые пейзажи средне-русской равнинной полосы. В памяти мелькали картины минувших лет.

Отслужив в Советской Армии, уволился в запас, Зина училась на четвертом курсе педагогического института. Через год он поступил на юридический факультет университета. Они поженились, когда Зина закончила учебу. Работать она пошла воспитателем в детский сад. Ей нравилось заниматься с маленькими детьми.

В семье Зины Александра Михайловича невзлюбили. С годами острота неприязни сгладилась. Только дядя Сема по-прежнему скептически относился к мужу племянницы, считая его человеком весьма ограниченным и сухим. Однако влияние дяди Семы на Зину в последние годы настолько ослабло, что практически стало равно нулю.

На четвертом году совместной жизни их постигло несчастье - заболел и умер ребенок, их первенец, чудесный мальчик, ясноглазый Минька, названный Михаилом в честь отца Александра Михайловича, погибшего на войне в 1943 году.

Окончив университет, Александр Михайлович несколько лет работал следователем в районной прокуратуре, а затем был направлен на следственную работу в органы внутренних дел.

…Стучали колеса, гудел на поворотах электровоз, текли мысли.

Вот и прошло уже полжизни. Выдающегося ничего не совершено, но и сложа руки сидеть не приходилось.

Незаметно день сменился вечером. А когда багрово-красный диск солнца коснулся темной линии горизонта, Александр Михайлович сошел с поезда и через час уже нажимал кнопку звонка квартиры Тамары.

Дверь открыла Зина. Сперва она сделала было строгий вид, но не выдержала, шагнула вперед, протянула руки.

- Жива-здорова, беглянка, - говорил он, обнимая ее.

На другой день рано утром они отправились гулять.

Вернулись домой счастливые, помолодевшие. Целый день провели вместе.

Утро выдалось ослепительно светлое, теплое. Александр Михайлович с ощущением бодрости и легкости весело шагал на работу.

Расследование успешно подходило к концу.

Однажды Лукин привел вихлястого, белобрысого мужчину лет тридцати.

- Угадай, кто сия персона? - ухмыльнувшись, спросил он.

Александр Михайлович понял сразу: это Суслик.

- Идет, молодец, по улице, - подмигнул Николай Степанович, - и в ус не дует. А я смотрю: да, вот же он, голубчик! А я-то его ищу, стараюсь… Верно ведь, Веня, искал я тебя?

- Не знаю, - отвернулся тот.

- Его Вениамином зовут, - пояснил Лукин, - он сам мне только что поведал об этом. Он еще кое-что нам расскажет… Расскажешь, ведь, Веня? Где теперь живет-поживает друг твой Шакир, а?

Суслик молчал, шевелил длинными, тонкими, похожими на сосульки, пальцами. Два часа спустя он сказал, где живет Шакир, и тот вечером был задержан и доставлен в отдел. Задержали и Щелканову, у которой был своего рода перевалочный пункт краденого.

- Ну вот и вся теплая компания в сборе, - довольно сказал Николай Степанович.

- Поменьше бы было таких компаний, - буркнул Гвоздев.

- Для того и работаем…

Эдуард Дорофеев СТОЛКНОВЕНИЕ 1.

Мальчишка прискакал в Кромск поздно вечером.

В милиции в этот час кроме дежурного находился только начальник, высокий, могучий мужчина с черной повязкой на левом глазу - памятью о боях с деникинцами. Пантелеев лишь несколько дней назад был назначен на эту должность, после того как в схватке с преступниками погиб бывший начальник милиции. До этого Василий Матвеевич командовал тут же уголовным розыском, службу милицейскую знал, однако в новую должность входил трудно, отчего и задерживался часто допоздна, дотошно вникая в незнакомые дотоле дела.

Пантелеев молча выслушал сбивчивый рассказ испуганного паренька, как бы между делом поинтересовался:

- Сапоги потерял, что ли?

И, не дожидаясь ответа, взялся за телефонную трубку.

Парнишка мельком глянул на свои босые ноги, хотел было что-то сказать, но не успел - заговорил Пантелеев:

- Дежурный, соедините меня с Кочергиным.

«Батьку-то в два счета хлопнуть могут… - думал он, разглядывая залатанные, слишком широкие для паренька штаны. - Ухватил, видать, что под руку подвернулось, и сюда. Молодчина хлопец, хоть и испугался, наверное…

- Кочергин? - услышав хриплый со сна голос начальника уголовного розыска, торопливо произнес Пантелеев. - Опять весточка о банде. Собирайте ребят. Надо сейчас же, в ночь по ней ударить. Она в десяти верстах… Хорошо. Давай…

Он положил трубку на рычаг и вытащил из кармана старой кожаной куртки кисет.

- Говоришь, человек десять в банде?

- Ага. Батя сказал, чтоб я пулей летел. Чуток, сказал, продержится, у него маузер есть…

- Немного, - задумчиво протянул Пантелеев и, покосившись на темное окно, прикинул, сколько понадобится Кочергину времени на сборы. - Ты садись, отдыхай, ноги-то замерзли?

- Не-е, - отозвался парнишка, осмелев, гордый, видать, тем, что хорошо справился с поручением отца, и что с ним, как с равным, разговаривает сам начальник уездной милиции. - Я сапоги дома оставил, чтоб до конюшни быстрее бежать. Да и не слыхать, когда босый-то…