Вокруг трона Ивана Грозного - [6]

Шрифт
Интервал

   — Но есть и противники. Вот у меня целое послание. Пересветов незнаемый пишет: скопление земель в руках монастырей — зло. Но не будет ли не меньшим злом и раздача земель служилым людям. Обирая крестьян, они поведут жизнь в лености и разврате. Не исключено, что станут они выпускать и коготки.

Как в воду глядел мудрый и дальновидный публицист, скрывший своё имя под псевдонимом Пересветова. Так всё и случилось. Не вдруг, конечно, но коготки, какие начали выпускать новоиспечённые дворяне, получившие власть, почувствуют на себе честные люди уже при царствовании Ивана Грозного. Их коварные происки не обойдут стороной и Сильвестра. Ему, однако, не дано было это предвидеть, он был захвачен идеей преобразования, которое, как он полагал, в единовластии, подкреплённом новым сильным сословием — дворянством.

   — Не руби только сплеча, — продолжал Сильвестр. — Бояр оттесняй исподволь, а с церковью поступи так: собери Собор, и пусть ему принадлежат решения и о нравах, и, главное, о земле. Пусть Собор осудит стяжательство. Вопросы, какие ты поставишь перед Собором и потребуешь решить, поручи подготовить мне.

   — Небось, они уже готовы?

   — В основном.

— Представь их мне. Я сам ещё подумаю над ними.

И современники, да и историки расходятся во мнениях о роли Сильвестра в подготовке Собора 1551 года, вошедшего в историю под именем Стоглавого, ибо постановления его имели сто глав. Одни предписывали всю организаторскую работу только Сильвестру, а сам Собор считали величайшим событием, сильно изменившим жизнь в России; другие считают, что Сильвестр был только исполнителем повелений Ивана Грозного, а Собор признают пустопорожним. Говорить, кто прав, вряд ли логично. Определённая доля уверенности есть лишь в том, что основные вопросы, которые предстояло решать Собору, предложил Ивану Грозному Сильвестр, безусловно, выработав их совместно с Адашевым. Однако и сам государь вряд ли оставался в стороне, ибо он, по свидетельству современников, не чурался черновой, как бы мы теперь её назвали, работы. Более того, Иван Грозный отсылал и подготовленные вопросы, и даже первые решения Собора в Троицкую лавру, где тогда находились опальные сторонники Нила Сорского бывший митрополит Иоасаф, епископ Ростовский Алексей и другие, тоже опальные нестяжатели. Их оценки решений, принимаемых на Соборе, озвучивались, что вполне могло влиять на ход обсуждения проблем. Именно под их влиянием, как утверждается, удалось в какой-то мере решить — хотя далеко не в полной мере — проблему земель, незаконно приобретённых монастырями.

К сожалению, материалы Стоглавого собора полностью не сохранились. Видимо, это было в чьих-то интересах, но и по остаткам видно: он явился полем упорного противостояния сторонников прошлой удельной системы (их возглавлял митрополит Макарий) и сторонников политических, экономических и церковных реформ, задуманных царём под влиянием Сильвестра, Адашева и других патриотов России.

Такие выдающиеся историки, как Карамзин и Соловьёв, которых порой называют казёнными, считали Стоглавый собор значительным событием в жизни пашей страны, но на самом же деле на его заседаниях забалтывалась любая серьёзная проблема. Вроде бы спорили очень заинтересованно, дело иной раз доходило даже до потасовок, но всякий раз так уходили и сторону от сути, что от неё оставался пшик.

Всего лишь один пример: проблема распущенности духовенства и монашества, погрязших в содомском грехе. Спорить начали бранчливо, а в ходе спора уходили всё дальше и дальше от главного — от поисков ответа на вопрос, как поправить положение — и дошли в конце концов до мелочи: решали, если монахиня занедюжит, может ли она исповедоваться у церковного священнослужителя? Решили — может. А содомский грех? Да Бог с ним, с грехом.

Только одно решение Стоглавого собора в какой-то мере соответствовало духу устремлений молодого царя — отмена местничества.

Местничество — старинное право бояр и князей занимать должности в соответствии со знатностью рода, а не в зависимости от ума, в зависимости от способностей и сноровки. Это весьма пагубно сказывалось на всей системе управления, но самое главное — на ратных делах. Особенно во время походов и сражений, где очень важно единоначалие, разум, воля воеводы. Так вот, Собор дал согласие упразднить местничество, однако с оговоркой: во время походов и боев.

Поистине бурю вызнал вопрос о монастырской земле. Сам митрополит Макарий, архиепископы, епископы и настоятели монастырей завопили, что грех посягать на собственность церквей и монастырей, ибо она от Бога, потому священна. Ссылались на то, что даже безбожные монголы не свершали подобный грех.

Полный провал. Собор снизошёл лишь до укора тем, кто без должного внимания заведует собственностью, данной Богом. Под сильным нажимом царя и сторонников полнокровной церковной реформы святые отцы уступили казне только те земли, которые перешли (мягко выражаясь) к монастырям и клиру без «государева доклада».

Забегая вперёд, нужно сказать, что это поражение не остановило царя Ивана Грозного, на которого продолжал влиять Сильвестр, да так основательно, что след его остался даже после опалы. Через несколько лет, в 1573 году, по указу царя «посвящённый собор» постановил: в пользу богатых монастырей вотчин не завещать. А в 1580 году как чёрному, так и белому духовенству было запрещено приобретать какие бы то ни были земли ни за деньги, ни в качестве дара.


Еще от автора Геннадий Андреевич Ананьев
В шаге от пропасти

Со времен царствования Ивана Грозного защищали рубежи России семьи Богусловских и Левонтьевых, но Октябрьская революция сделала представителей старых пограничных родов врагами. Братья Богусловские продолжают выполнять свой долг, невзирая на то, кто руководит страной: Михаил служит в Москве, Иннокентий бьется с басмачами в Туркестане. Левонтьевы же выбирают иной путь: Дмитрий стремится попасть к атаману Семенову, а Андрей возглавляет казачью банду, терроризирующую Семиречье… Роман признанного мастера отечественной остросюжетной прозы.


Орлий клёкот. Книга 3 и 4

Второй том посвящен сложной службе пограничников послевоенного времени вплоть до событий в Таджикистане и на Северном Кавказе.


Жизнью смерть поправ

Самая короткая ночь июня 1941-го изломала жизнь старшего лейтенанта Андрея Барканова и его коллег-пограничников. Смертельно опасные схватки с фашистскими ордами, окружающими советских бойцов со всех сторон, гибель боевых друзей… И ещё – постоянно грызущая тревога о жене и детях, оставшихся в небольшом латвийском посёлке, давно уже захваченном гитлеровцами… А ветерану Великой Отечественной Илье Петровичу опасности грозят и в мирной жизни. Казалось бы, выхода нет, но на помощь бывшему фронтовому разведчику приходят те, ради кого он был готов отдать жизнь в грозные военные годы.


Грот в Ущелье Женщин

Тяжела служба на Дальнем Севере, где климат может измениться в любую минуту, а опасность поджидает за каждым углом. А тут ещё летят над приграничной зоной загадочные шары-разведчики… Но капитан Полосухин, старший лейтенант Боканов, капитан третьего ранга Конохов и их боевые друзья делают всё, чтобы исполнить присягу на верность Отечеству, данную ими однажды.


Князь Воротынский

Известный историк Н.М. Карамзин оставил потомкам такое свидетельство: «Знатный род князей Воротынских, потомков святого Михаила Черниговского, уже давно пресекся в России, имя князя Михаила Воротынского сделалось достоянием и славою нашей истории».Роман Геннадия Ананьева воскрешает имя достойного человека, князя, народного героя.


Орлий клёкот. Книга первая

Великая Октябрьская социалистическая революция и гражданская война нашли свое отражение в новом романе Геннадия Ананьева, полковника, члена Союза писателей СССР. В центре внимания автора — судьбы двух семей потомственных пограничников. Перед читателем проходит целая вереница колоритных характеров и конфликтных ситуаций.Книга рассчитана на массового читателя.


Рекомендуем почитать
Заслон

«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.


За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


К.Разумовский: Последний гетман

Новый роман современного писателя-историка А. Савеличе-ва посвящен жизни и судьбе младшего брата знаменитого фаворита императрицы Елизаветы Петровны, «последнего гетмана Малороссии», графа Кирилла Григорьевича Разумовского. (1728-1803).


Борис Шереметев

Роман известного писателя-историка Сергея Мосияша повествует о сподвижнике Петра I, участнике Крымских, Азовских походов и Северной войны, графе Борисе Петровиче Шереметеве (1652–1719).Один из наиболее прославленных «птенцов гнезда Петрова» Борис Шереметев первым из русских военачальников нанес в 1701 году поражение шведским войскам Карла XII, за что был удостоен звания фельдмаршала и награжден орденом Андрея Первозванного.


Долгорукова

Романы известных современных писателей посвящены жизни и трагической судьбе двоих людей, оставивших след в истории и памяти человечества: императора Александра II и светлейшей княгини Юрьевской (Екатерины Долгоруковой).«Императрица тихо скончалась. Господи, прими её душу и отпусти мои вольные или невольные грехи... Сегодня кончилась моя двойная жизнь. Буду ли я счастливее в будущем? Я очень опечален. А Она не скрывает своей радости. Она говорит уже о легализации её положения; это недоверие меня убивает! Я сделаю для неё всё, что будет в моей власти...»(Дневник императора Александра II,22 мая 1880 года).


Бирон

Вошедшие в том произведения повествуют о фаворите императрицы Анны Иоанновны, графе Эрнсте Иоганне Бироне (1690–1772).Замечательный русский историк С. М. Соловьев писал, что «Бирон и ему подобные по личным средствам вовсе недостойные занимать высокие места, вместе с толпою иностранцев, ими поднятых и им подобных, были теми паразитами, которые производили болезненное состояние России в царствование Анны».