Вокруг света с «Зарей» - [71]

На углу улицы небольшая толпа. Женщины, мужчины, мальчишки не спускают глаз с невысокого мужчины, который манипулирует около лотка. В лотке десятки коробок спичек. Но спички не простые: головки серы нанесены не на деревянные палочки, а на скрученные в трубочки и провощенные кусочки бумаги. Мужчина вертит их в руках, перекладывает с места на место, зажигает, дает зрителям подержать, а сам говорит, говорит, говорит, без пауз, без перерывов. А толпа смотрит на него как завороженная.

Мы изнываем от жары. Хотя бы чуть-чуть промочить пересохшее горло. Бежим через улицу в прохладный сумрак бара «Карта бланка». Каменный стол, несколько железных столиков, на окнах жалюзи. Два бармена обслуживают всю публику. Вернее, обслуживает один — босоногий мужчина в майке и брюках, с хитрыми глазами, которые все время улыбаются. Он тряпкой смахивает со стола пыль и, приняв заказ, говорит:

— Муй бьен, сеньор! (Очень хорошо, сеньор!) — и нетвердо идет к стойке.

Его помощник вообще не может стоять на ногах. Облокотившись на стойку, он тянет из бутылки пиво и повторяет слова, разобрать которые невозможно. Мы берем пиво «Карта бланка». Холодные бока бутылок быстро потеют, и на крышку стола стекают струйки воды.

— Карта бланка муй бьен, — говорит босоногий бармен. И чтоб у нас не осталось никаких сомнений, он прикладывает пальцы к губам и причмокивает. Затем идет в угол зала и включает автомат. Эту мелодию мы уже неделю назад ловили в эфире.

— Карта бланка и корона… — затягивает солист, а хор начинает подпевать что-то о кока-коле, пепси-коле, орандже… Вот так номер! Это же типичная рекламная песенка, а мы приняли ее за народную мексиканскую.

— Карта бланка и Корона — муй бьен, — говорит бармен и приносит нам бутылку пива «Корона».

В это время в бар вошел человек совершенно опереточного вида; широченное сомбреро, шелковая красная рубаха, узкие мексиканские брюки и сапожки на высоких каблуках. В руках гитара. Посетители предлагают ему пиво, он пьет и, приняв картинную позу, начинает петь. У парня полное рыхлое лицо евнуха. Но самое главное — у него нет голоса. Когда нужно было взять верхнюю ноту, он складывал губы трубочкой и издавал звуки, чем-то напоминающие клекот тирольских песен. Потом в бар вошли четверо слепых музыкантов: две гитары, аккордеон и у одного обрезок бамбукового ствола и палочки, чтобы отбивать ритм. Один из четверки, наверное, немного видел. Он шел впереди и вел за собой остальных. Услышав пение опереточного парня, он иронически заулыбался. Они ждали, когда тот смолкнет, чтобы самим запеть. Но владелец сомбреро повернулся к ним спиной и пел одну песню за другой. Мы вышли на улицу. Было уже темно, и окна домов горели неяркими огнями. Но шум у рынка не утихал. Около бесчисленных киосков-харчевен толпился народ. Одни садились перекусить, другие — выпить пива или лимонада. Тут между столиками выступал уличный оркестр. Человек пять-шесть: аккордеон, гитары, ударник. Они исполняли мексиканские песни, переходя от одной харчевни к другой.

Мы возвращались той же дорогой. Ночью, когда зажглись огни, лачуги казались еще более нищенскими. Свет пробивался не только сквозь окна и двери, но и через многочисленные щели в стенах. В гамаках уже лежали люди. Они о чем-то переговаривались, и в ночной тишине их голоса были слышны издали. А на холме над всем городом горели неоновые буквы нефтяной компании «Намеке».

На следующий день мы ушли со шхуны рано утром. Вокруг рынка шумела толпа, как будто она и не расходилась на ночь. Вчерашний продавец спичек на том же углу снова собрал вокруг себя многочисленных слушателей. Теперь перед ним был разостлан большой плакат наподобие школьного пособия по анатомии человека. Сердце, печень, желудок, легкие, кровеносные сосуды. Мужчина обрушивал на своих слушателей беспрерывный поток слов. Он совал указкой в печень и показывал, где расположен этот орган у него самого. Он корчил гримасы, изображая боль, и вертел в руках флакончик с какой-то жидкостью и стопку мягкой бумаги. Он прикладывал смоченную в жидкости бумагу к боку и облегченно вздыхал, будто боль в боку уже прошла. Потом ту же процедуру он проделывал на сердце, легких, желудке. Из потока его слов мы поняли только: «Купите, сеньоры, купите, сеньоры!» Об остальном нетрудно было догадаться по жестам и мимике, которыми он сопровождал свою речь. Вокруг стояли крестьянки из окрестных деревень: черные юбки, черные кофты и черные шали, надвинутые на темные от загара лица. За спиной привязаны грудные младенцы. Женщины словно завороженные слушают пулеметную очередь слов. Их выразительные лица невозмутимо спокойны. Кажется, что они специально созданы для фотообъектива.

В баре «Карта бланка» еще пусто. Но один из барменов уже успел хватить горячительного. Он с трудом находит силы, чтобы приветствовать нас. Его помощник, бросив шипящий примус, быстро приносит нам пиво. Он рад первым посетителям и охотно объясняет, чем занят. На мраморном столике стойки вывалена куча огромных улиток. Они медленно расползаются, выставив рожки. На примусе в ведре кипит вода, и бармен кидает улиток в кипяток.