Вокруг света с «Зарей» - [59]
Радушие и исключительное чувство достоинства — основные черты самоанцев. Они очень приветливы, добродушны и вместе с тем горды. Они не любят оставаться в долгу и за добро платят добром.
Во время санитарного досмотра врач, прибывший на шхуну вместе с властями, пригласил Толю Гусарова в госпиталь Апии. После визита в госпиталь Гусаров долго сокрушался, что там не хватает инструментов, кое-каких медикаментов и препаратов. У нашего дока, человека запасливого, всего этого было с избытком. Он решил помочь коллегам и передал свои излишки докторам Джозефу Иеремии и Иру Сосене-Феагаи. Те были очень обрадованы, потому что им как раз не хватало хирургических инструментов, которых у Толи было в избытке, даже нераспечатанных, в заводском масле и упаковке. На другой день оба врача пришли на шхуну и предложили покатать нас по острову. Это увлекательное путешествие закончилось обедом в доме у Джозефа Иеремии.
Прибыв в Апию, мы были абсолютно уверены, что в этом месте русских мы не встретим. И вот, к нашему удивлению, уже первые посетители сказали нам, что на островах Самоа есть один русский. Живет он милях в двенадцати от Апии и настолько стар, что не сможет прийти в гости. Об этом русском говорил нам каждый встречный. И даже Эфел Нельсон, министр труда самоанского правительства, к которому нас привозили его друзья Иеремия и Сосена-Феагаи, начал разговор с нами так:
— А вы знаете, у нас есть свой русский. Он живет в двенадцати милях от Апии.
И вот однажды на «Зарю» поднялся дряхлый старик. Он трясся от старости и волнения и не мог говорить, потому что ему мешали слезы и потому что он почти забыл язык. Он тряс мою руку и повторял только одно:
— Я тоже рус… я тоже рус…
Нам все же удалось расспросить его. Он латыш, уехал из Риги лет сорок назад в поисках работы. Побывал в Европе и Америке. Безработица загнала его в Австралию, Новую Зеландию и наконец на остров Уполу. За свою долгую жизнь ему пришлось говорить на многих языках. И теперь здесь, на краю земли, ему впервые за много лет представилась возможность говорить на языке своей молодости. Русский не родной ему язык, но когда-то он знал его и теперь старался выудить из памяти давно забытые слова, которые цеплялись за немецкие, английские, полинезийские, латышские… Он плакал, тряс мою руку и все повторял:
— Я тоже рус…
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Чуть было не сорвался заход на Таити.
Еще в Суве агент по снабжению судов сказал, что в Папеэте нам могут и не дать горючего. Фирма «Мобил», которая якобы монополизировала сбыт нефтепродуктов на Таити, решила не обслуживать суда социалистических стран, после того как были национализированы ее предприятия на территории революционной Кубы. Если это так, то нужно брать горючее где-то на ближайших островах. Наметили архипелаг Кука (Южный). Потом уже подумывали о вызове в море небольшого заправочного танкера компании «Шелл». «Шелл» продает любому, у кого есть деньги. Но все эти волнения вскоре улеглись: радист запросил Папеэте и получил ответ, что горючее будет отпущено. На Таити нам устроят тщательный досмотр — боятся кокосового носорога. Этот страшный жук пока еще не проник на Таити, и таитянцы с опасением относятся к любому судну, пришедшему с островов, зараженных носорогом. На ночь суда выводят на рейд, подальше от пирсов, потому что жук этот летает только ночью и на небольшое расстояние.
Две недели шли почти точно на восток. Душно и жарко, как никогда. И ночью, и днем срываются ливни. Но они не приносят прохлады. А потом вдруг налетел ветер и раскачивал нас целых трое суток. Но что такое шторм, если впереди Таити!
17 февраля, сменившись в четыре часа утра с вахты, я не лег, как обычно, спать. Я пошел на бак и стал смотреть на восток, где уже загорался рассвет. Тропическая ночь убегала торопливо. Там, где только что была кромешная темень, весь горизонт уже охватило пожаром. И небо, и океан горели сказочными красками, альбатросы проносились над самой водой таинственными тенями, и никак нельзя было понять: явь это или сон. Вместе с солнцем, которое быстро рассеивало ночной туман, у самой кромки воды показались горы. Голубые силуэты вулканов.
— Вот и твой Таити, — сказал старпом. — Доволен?
Я пытался разбудить ребят, спавших на ботдеке, но те лихо обругали меня вместе с моим Таити, и я остался со старпомом один досматривать, как рассвет выхватывает из тумана самый красивый остров на свете.
Я уверен, что, если собрать все миражи мира, получится остров Таити. Еще задолго до Папеэте нельзя оторвать глаз от берега. Высокие горы рассечены туманными долинами. На вершинах клубятся облака. А у берега голубая волна, разбившись снежно-белой пеной прибоя, шелестит у ног хрупких, устремленных в небо кокосовых пальм. Узкий проход в коралловом рифе ведет в бухту Папеэте, Город весь утонул в буйной тропической зелени. И только иногда мелькнет где-то крыша или неожиданно выскочит из-за деревьев двухэтажный домик, будто хочет взглянуть, Что за корабль там пришел.
Папеэте встречает нас приветливо. Пока лоцман петляет вдоль берега, выбирая место для швартовки, по набережной вслед за судном катят на велосипедах и мотороллерах сотни две жителей. Они машут руками и что-то кричат.
