Вокруг света с «Зарей» - [21]

— Куда мы идем? А кто ж его знает? Руководители говорят, что будем освобождать своих братьев из Бухенвальда, который построило нам канадское правительство.

— А если не освободите?

— Ну тогда мы все сядем в этот Бухенвальд или заставим правительство сесть туда, — ответил он растерянно. — Нас ведь около четырнадцати сот. Всеми семьями поднимемся, с детьми. У меня их трое. Вот и пойдем…

— Пешком?

— Нет, на автомобилях.

— Ну а дом, хозяйство как же — бросили?

— А мы не бросили, спалили.

— Сам сжег?

— Нет. Жёнка. Я на работе був. Ворочаюсь, а она уж на узлах сидит. От избы — одни угли. Ну и пошли…

— А чего же дом другим не оставил?

— Так ведь нас притесняют, а мы протестуем.

Было смешно и грустно. А Федор все рассказывал. Жили они русской деревней. Поддерживали свои порядки. Даже детей не пускали в канадские школы.

— И говорили мы только по-русски. Но я работал на лесоразработках и вывчился саму малость по-инглишски. И те, кто в городе, тоже вывчились. Все так перепутлялось, что и не поймешь, кто на чем гутарит.

Спрашиваем о родине. Он вздыхает:

— Охота мне все-таки домой перебраться.

— Но ведь у нас защита страны — священный долг каждого. А ты оружия в руки не берешь.

— Но я другим способом помог бы делу. Работой.

— Значит, все будут кровь проливать, а ты в тылу сидеть?

— Так у нас вера такая. Я бы попробовал уговорить вражеских солдат не стрелять и уйти. Ведь другие народы тоже не хотят войны.

— Вот мы воевали с фашистами. Они жгли наши города, убивали стариков и детей. И не ушли, пока мы их не разбили. Ты бы их тоже уговаривал?

Федор думает. В его невинных голубых глазах напряжение. Наконец он говорит:

— То у вас была справедливая война.

* * *

Анатолий Марченко принадлежит к тому разряду людей, у которых свойства натуры наложили отпечаток на внешний облик. Высокий, худой, с вытянутым липом, длинным носом и светлыми немигающими глазами под бесцветными бровями. Он приходил к нам регулярно и просиживал по полдня. С Марченко говорить неприятно. Спрашиваешь:

— Чем тут ловят рыбу: тралами или сетями?

А он с услужливостью отвечает:

— У нас тут капитализм, и все суда промысловые принадлежат буржуям, а рабочие не имеют ни тралов, ни сетей.

И смотрит выжидающе: клюнет ли.

— Мы не о том, кому принадлежат сети. Нам интересно, чем ловят: тралом или неводом. И невода — ставные, или обметываете косяки рыбы?

— Так я и говорю: и корабли, и рефрижераторы, и сети, и тралы — все в руках капиталистов. Эксплуатируют рабочих.

Мы видим, что ничего не добьемся от него.

— Как ты сюда попал?

— В 1942 году оказался в плену. Под Дебальцевом нас окружили. Я был комиссаром бронепоезда. Потом лагеря. Сначала концентрационный, позже для перемещенных. Теперь Канада.

— А работаешь где?

— Здесь все заводы принадлежат капиталистам. Хочет — даст работу, не хочет — не даст…

Он забыл, как вчера говорил нам, что попал в плен под Ленинградом и что был лейтенантом артиллерии, а еще раньше, будто угнали его немцы мальчишкой на работу. Канадцы советуют быть с ним осторожнее. Говорят, что он подозрительная личность.

На наше судно он являлся, как на работу, и, отсидев положенное, отправлялся домой, а ему на смену приходил еще один долговязый тип и сидел потом до вечера. Но таких, как Марченко, немного.

В последний день перед отходом из Ванкувера мы были приглашены на вечер, который организовал в нашу честь Русский прогрессивный клуб. Русских клубов в Ванкувере три. Один называет себя нейтральным и объединяет бывшую белую эмиграцию. Он нейтрален по названию. Затем Русский православный клуб и, наконец, прогрессивный клуб, объединяющий наиболее передовую часть русского населения Ванкувера. Это рабочие, клерки. Среди них не только русские, но и другие выходцы из России: белорусы, украинцы, поляки, евреи.

Под вечер около шхуны остановилось несколько автомобилей. Все свободные от вахты были уже в сборе, и через несколько минут мы покатили на рабочую окраину города. В просторном холле первого этажа за столами уже сидело человек сто пятьдесят — двести. Появление членов экипажа встретили аплодисментами. Короткая приветственная речь организатора клуба Иосифа Герчица, пожелание успехов в жизни и работе и просьба по возвращении домой поклониться матушке-родине. В ответном выступлении Борис Михайлович Матвеев поблагодарил за теплый прием и предложил тост за дружбу и мир. После ужина мы поднялись в зрительный зал, где с несколькими номерами выступили наши хозяева и ребята со шхуны. Все было просто и искренне.

Здесь тоже не обошлось без разговоров и расспросов.

— А вы знаете, — сказал один старичок, — что, пока вы плавали, у вас появился седьмой город с миллионным населением.

Я признался, что не слышал об этом. Честно говоря, я во обще твердо знал только три города, которые имели больше миллиона жителей: Москву, Ленинград и Киев. Старичок сиял. Он вынул из кармана вырезку из «Известий» и прочитал, что в Новосибирске в семье рабочего родился сын-первенец и он стал миллионным жителем города, сделав Новосибирск седьмым городом страны с миллионным населением.

— Вот видите! — закончил старичок с гордостью.

О чем только не было переговорено за этот вечер, который затянулся до полуночи! А когда мы возвращались на шхуну, на город опускался плотный туман. Он держался всю ночь, и утром, когда мы стали выбирать швартовы, не было видно ни домов, ни улиц, ни моста над Трансканадской железной дорогой и конец пирса терялся в густом молоке. Вдруг из тумана появилась фигура. Мы узнали Таню Михайлову. Эта девушка, студентка университета, несколько дней была нашим добровольным гидом в Ванкувере. Она передала нам коробочку и сказала: