Вокруг света на «Заре» - [10]

Шхуну все еще покачивало, брызги волн падали на палубу, обдавая моряков с головы до ног мелким дождем, но после жестокого шторма настроение у всех поднялось и они с энтузиазмом накинулись на постановку парусов.

За штормовые дни бушприт покрылся мокрой солевой корочкой, и передвигаться по нему было скользко, но Виктор, подхватив страховочный пояс, пулей пролетел двенадцатиметровое расстояние. Закрепив страховочный пояс, и практически повиснув над морской пучиной, он стал расправлять и крепить первый кливер, который сначала весело затрепетал на ветру, но через несколько минут его обтянули, он наполнился ветром и пришел в рабочее состояние. Второй кливер чуть позади, ставил напарник Виктора – Манохин. Все это время они «в раскоряку» балансировали на скользком бушприте в десятке метров от носовой части шхуны, временами висели на страховочных поясах над все еще бушующими волнами. Мышцы рук ныли от непосильного напряжения и когда они оказались на палубе, то почувствовали себя как в раю: не надо было балансировать на рее и бояться, что сорвешься в воду.

Покончив с кливерами, Виктор с напарником поставили и закрепили более крупный парус – стаксель, находящийся за кливерами, и, опять балансируя на скользком бушприте, вернулись на бак шхуны помогать ставить паруса на остальных мачтах.

В море не бывает так, чтобы после сильного шторма сразу все успокоилось – нужно время, чтобы стих ветер и волны перестали бить в борт судна. Однако ждать, когда ветер стихнет окончательно, и море успокоится нерационально – ведь надо идти вперед, поэтому, несмотря на все еще довольно крепкий ветер и высокие волны, капитан решил ставить паруса.

Чтобы уменьшить парусность, он решил не ставить трисели – верхние паруса на мачтах, а ограничиться основными парусами. Площадь парусов, например, бри-фока на фок-мачте, была около 120 квадратных метров, и управляться с ним было весьма трудно, так как ветер надувал парусину и вырывал ниралы и шкоты из рук моряков. В таких случаях на помощь закрепленным за мачтой матросам приходила остальная команда и восемь, а то и десять пар рук с трудом поднимали парус.

Наконец, с постановкой парусов было покончено, экипаж, мокрый, но довольный, покинул палубу, а матросы по штатному расписанию заступили на вахту. И опять им пришлось напрягать мышцы, удерживая колесо штурвала, которое норовило вырваться из рук после каждого удара волны в перо руля.

На пятые сутки море почти успокоилось, ветер стих и сразу забылось, что недавно их донимал шторм и что не представлялось возможным даже нормально поесть. Появлялось ощущение, что жизнь не такая уж и плохая.

Небо уже очистилось от облаков, вдали появилась полоска горизонта, замерцали звезды и штурмана, схватив секстаны, кинулись определять местоположение шхуны. Японское море это не Тихий океан, и даже очень сильный шторм не очень сильно снесет судно с основного курса. Получив точное место нахождения шхуны, капитан подкорректировал курс, и она направилась, хотя и не под всеми парусами, к Сангарскому проливу, который разделяет японские острова Хоккайдо и Хонсю и открывает выход в Тихий океан.

Каждый раз, когда после любого по длительности плавания на горизонте появляется берег, моряки чувствуют прилив сил и радуются, что скоро ступят на твердую землю. И во времена плаваний Колумба и Васко Да-Гама, да и в нынешние времена самым радостным возгласом моряков был: Земля! Вся свободная от вахты команда высыпала на палубу, чтобы полюбоваться на виднеющиеся вдали берега и полной грудью вдохнуть необыкновенный «береговой» воздух.

Расстояние от Владивостока до Хаккодате около пятисот миль и если идти со средней скоростью семь узлов, то есть семь миль в час, то его можно пройти за трое суток. Но это при спокойном море, а в этот раз шхуну более пяти суток трепал жестокий шторм, она потеряла управление и дрейфовала под напором ураганного ветра и высоких волн. Поэтому-то на преодоление такого небольшого расстояния ей потребовалось десять суток.

Неясные поначалу горы стали приобретать очертания береговой черты, появились контуры зданий, а вахтенный штурман уже прицелился пеленгатором на едва видневшуюся черно-белую вышку маяка, чтобы сделать первое определение местонахождения судна. А вскоре и локатор стал доставать до береговой черты, и капитан довольно потирал руки: несмотря на шторм, они не очень сильно отклонились от курса и астрономические наблюдения были проведены точно.

Только на десятые сутки шхуна вошла в довольно широкое горло Сангарского пролива, и взорам команды предстало множество судов с иностранными флагами, стоявших на якорях на рейде порта Хакодате и ожидавших своей очереди на погрузку или выгрузку.

Обычно, пассажирские суда, курсировавшие между портом Находка и Иокогамой, проходили весь путь за двое с половиной суток, а Японское море – за полтора суток. Но у них и скорость была по 18 узлов, и шторм на них не особо влиял, а у шхуны даже в нормальную погоду скорость не превышала семи-восьми узлов, а во время шторма она убирала паруса и просто дрейфовала в течение пяти суток, поэтому и добиралась до Хаккодате целых десять суток.