Вокруг света на «Полонезе» - [16]

Совершенно иначе, почти неслышно, отплыла «Си Стар». Эта странная яхта, похожая на джонку, выглядела такой запущенной, словно простояла на швартовах несколько лет и не собиралась сдвинуться с места еще сезона два. Капитан яхты Ален Сьюз производил впечатление помешанного. Его длинные до плеч седые волосы трепал зюйд-ост, глубоко посаженные карие глаза смотрели прямо вперед, ничего не видя вокруг. Его сын тоже казался мне ненормальным. В любую погоду он сидел в шапке и читал. Иногда Ален что-то мастерил, прикрепив к палубе большие проржавевшие тиски. Впрочем, если бы я взглянул на свои тиски, то увидел бы, что они такие же ржавые.

Однажды утром мне захотелось снять Алена кинокамерой, и я вызвал его на палубу: тогда-то я и узнал, как его зовут. Он пригласил меня на яхту, предложил кофе, от которого я, однако, отказался, так как не располагал свободным временем. Как ни странно, сын сидел без шапки и читал. Внутри каюта выглядела очень опрятно и была оборудована с комфортом. Аккуратно застеленные постели, чистая кухонная плитка, складной штурманский стол. Ален показал мне папку, в которой хранилась масса вырезок из газет и журналов со статьями о его яхте.

С тех пор я не переставал удивляться сердечности Алена, с какой он всегда меня встречал. Он тоже осмотрел мой «Полонез», внешне отличавшийся от «Си Стар» так же, как современное здание отличается от пагоды.

Я никак не мог предполагать, что Ален выйдет в плавание раньше меня. Однажды на «Си Стар» появился еще один длинноволосый, после чего — только их в видели! У причала освободилось место, более удобное для швартовки, и я перешел на него, став рядом с «Сантаной».

До войны «Сантана» была известной американской гоночной яхтой. Ее внешний вид и теперь свидетельствует о прекрасных мореходных качествах, но на ней плавают туристами Чарльз и Марти Пит. Марти по происхождению украинка и умеет отлично готовить, в чем я убедился однажды вечером, приняв приглашение соседей. Чарльз подыскал себе двух помощников для управления яхтой, и в одно солнечное утро они отчалили, оставив о себе добрые воспоминания еще в одном порту.

Особенно я подружился с экипажем яхты «Валькабоут». Ежедневно в 7.30 утра трое ребят, Сандерсов — младших, в синих курточках и синих шапочках с ранцами на спине перелезали через релинг яхты, бежали по трапу на берег и дальше по дороге, спеша в школу. Через полчаса по тому же пути шел Майк Сандерс-старший. Он появлялся в брюках, заправленных в носки, причесывал на ходу редкие светлые волосы, поправлял очки и садился на берегу на велосипед, а вечером на нем же возвращался с работы. На «Валькабоуте» оставалась Лиз Сандерс с большим баком белья для стирки и с плачущей младшей дочкой в спасательном жилете. Как они все размещались на одиннадцатиметровой яхте, останется их семейной тайной. Во всяком случае, чаепития на «Валькабоуте» устраивались в каюте, а те гости, кому не хватало места, располагались на палубе.

«Валькабоут» находился в Кейптауне уже несколько месяцев и задерживался еще на пару недель. Но и он тронется на север, в сторону Англии, до того, как утихнет зюйд-ост. Для «Полонеза» этот час настал раньше. До последней минуты Майк помогал мне подтягивать шурупы.

Наконец, из Кейптауна улетела еще одна «перелетная птица», но не как все — на север, а на юг, навстречу «ревущим сороковым».

Страусовая ферма

В снастях завывает ветер. Один шторм кончился и надвигается следующий, судя по скачкам давления. Холодно и неприятно: «ревущие сороковые» показывают свой нрав. Верно заметил один мой знакомый яхтсмен: «Эта трасса — для рекордов (он, правда, добавил — „идиотов“), и никто ради удовольствия здесь не плавает». Он, однако, забыл отметить весьма существенную деталь: это еще и самый короткий путь вокруг света.

Может, оттого, что было так сыро и холодно, мне вспомнился тот единственный день, когда я оторвался от работы на палубе и поехал на машине в глубь континента. Как и полагается в настоящей пустыне, день был солнечный и жаркий. Пустыня Малое Карру выглядела цветущей.

Все дни стоянки в порту я занимался почти исключительно яхтой «Полонез» всегда требовал большого внимания. И все же до меня доносились отголоски самобытной жизни Южной Африки. Два официальных языка — результат исторически сложившихся отношений между бурами и англичанами, несколько рас с призрачным правом самостоятельного (и параллельного) развития. Я улыбался, когда меня предупреждали, что по пятницам вечером после выплаты денег здесь убивают, а заигрывание с цветными девушками, независимо от поры дня, может стоить белому нескольких лет тюрьмы. Я улыбался, потому что не имел возможности ни разгуливать по городу в пятницу вечером, ни заигрывать с цветными девушками.

До золотых и бриллиантовых приисков было слишком далеко, и по совету знакомых я поехал на страусовую ферму. Две самые большие фермы располагались под Аудсхорном. Я выбрал «Сафари» — из-за названия, и это было единственное сафари, которое я мог себе позволить. Путь пролегал через горную цепь и пустыню. Минуя небольшие городки, я иногда спрашивал дорогу. Звучащие по-голландски названия окрестностей и фамилии фермеров напоминали о том, что этим же путем когда-то двигались волы, запряженные в крытые полотном повозки. Потомки голландцев, вытесненные из Кейптауна англичанами, шли на восток и север, оседали по пути, создавая поселения и фермы. Я чувствовал, что мне следует говорить на языке «африкаанс» вопрос по-английски звучал здесь бестактно.